Я сдержал улыбку из-за его строгости. Не думал, что кто-то может быть суровее Кая, но сын его превзошел. Многие одиннадцатилетки одеваются в чистые, отглаженные брюки и пиджаки и причесываются волосок к волоску? Его идеально подстриженные волосы с косым пробором слева блестели в солнечном свете, контрастируя с бледной кожей.
– Где твой отец?
Мэдс пожал плечами.
– Где-то в доме.
После этих слов он опять уставился в книгу, однако его глаза не двигались. Я перевел взгляд обратно на детей.
Мэдден никогда не присоединялся к компании, играл только один.
Или со своей кузиной Октавией. Она – единственная, кому он улыбался.
– О чем ты думаешь?
Мальчик в очередной раз пожал плечами.
– В школе все в порядке?
Он кивнул, по-прежнему не глядя на меня.
– Планируешь отправиться завтра на охоту за сладостями с друзьями? – полюбопытствовал я.
Помедлив, Мэдден покачал головой.
– Я не очень люблю конфеты.
– Тогда приезжай в «Колдфилд». Я подыщу тебе место среди актеров.
От моего внимания не ускользнуло, как на его челюсти заиграли желваки.
– Или… может, хочешь поработать с аниматрониками в гробницах? – поддразнил я. – Остаться за кадром?
Мэдс искоса посмотрел на меня, однако взглядом со мной не встретился.
Зато не покачал головой, и я решил позволить ему сохранить свою гордость.
– Заеду за тобой завтра в три.
Он кивнул.
Хорошо. Пусть ему не нравилось находиться среди людей, только это не означало, что Мэдден не мог найти свое место в мире. Несколько лет назад учителя выражали обеспокоенность по поводу того, что у него, возможно, расстройство аутистического спектра. Скорее всего, синдром Аспергера. Но это не повлияло на его образование. Мэдс хорошо учился в школе.
Он просто отличался от других детей в социальном плане.
Мэдден был способен общаться в тех ситуациях, когда этого хотел, – если тренировался с дедушкой или проводил время с Октавией. Он отказывался обратиться к специалисту, а Кай не был заинтересован в том, чтобы заставлять его подстраиваться под общепринятые нормы. Посмотрите на нас, например. Если мы служили мерилом того, что когда-то было нормальным, Мэдсу лучше не меняться.
Я начал спускаться, но тут услышал его голос:
– Что такое L’appel du vide?
Замерев, уставился на него. Темные глаза Мэддена были похожи на черные омуты.
– Где ты это услышал?
– От детей в школе, – пробормотал мальчик.
Я прочистил горло и огляделся в поисках его родителей. Знал, что этот день наступит, однако не ожидал, что мне придется обсуждать данный вопрос с чьими-либо детьми, помимо моих собственных. Спрашивал ли он у Кая?
Поднявшись на ступеньку выше, посмотрел ему в глаза.
– L’appel du vide – это идея, которая связывает нашу семью, объединяет нас, потому что мы все в нее верим.
– Наподобие религии?
Я на мгновение замешкался, не уверенный в правильности подобного сравнения. Однако в итоге кивнул.
– В некотором смысле. Майкл, Рика, Уинтер, Дэймон, Эмери, я, твои мама и папа… С ее помощью мы поняли, что не одни в этом мире.
– Ко мне это тоже относится?
– Так говорят дети в школе? – спросил, прищурившись.
Мэдс посмотрел в сторону. На Октавию, игравшую на лужайке.
– Они слишком боятся меня, чтобы что-то сказать.
Я испустил беззвучный стон. Этого мы и опасались. Мэдс определенно был способен обескуражить окружающих даже без нашей помощи, но наши имена также внушали достаточно страха людям.
Отлично, что мы нашли друг друга и создали нашу семью, только для посторонних это, вероятно, выглядело… Ну, я понятия не имел, как это выглядело. Знал лишь одно: чем ты могущественнее, чем успешнее, тем больше у тебя врагов, и люди всегда будут пытаться тебя уничтожить. Наши дети услышат истории о нас. Истории о нашем бизнесе, о Ночи Дьявола и катакомбах придумывались прямо сейчас, без сомнения. Им придется иметь дело с давлением из-за нашего наследия.
Или нет.
– Ты тот, кем хочешь быть, Мэдс, – сказал я. – Никогда не забывай об этом. Не смотри на мир чужими глазами, только своими собственными. Не моими, не глазами твоего отца… ничьими.
Нам хотелось построить что-то новое – что-то долговечное, – однако мы всегда понимали, что времена изменятся и наши дети захотят иметь собственную реальность. Возможно, Мэдсу не понадобится то, что мы ему оставим, но если он когда-нибудь передумает, то будет отлично смотреться в маске.
Никакого давления.
Парнишка натянуто улыбнулся, насколько смог себя заставить. Улыбнувшись в ответ, я спустился по доскам.
Инди и Джетт сидели на одеяле для пикника и болтали, а Финн и Второй лежали на траве, увлеченно печатая что-то на своих электронных устройствах.
Я бросил еще один взгляд на Мэдса, наблюдавшего за тем, как Октавия сражается мечом со стволом дерева. Сильнее запрокинув голову назад, увидел, что облака, едва ли не касавшиеся крон деревьев, стали почти черными, после чего вернулся в дом в поисках взрослых. Мы до сих пор ожидали прибытия Алекс, Эйдина, Мики, Рори…
– Аварийные службы будут наготове на случай, если тропический циклон «Эсме» изменит траекторию, – услышал я объявление Бэнкс по пути в кабинет.
Проскользнув в дверной проем, обнаружил ее сидящей за письменным столом с книжными стеллажами на заднем фоне. Латунная лампа мягко освещала комнату.
Перед Бэнкс стояла камера, а оператор вел запись.
– Но я призываю вас по возможности оставаться в помещении, так как ожидается сильный ветер, – продолжила она. – Комендантский час вступает в силу сегодня с восьми часов вечера и распространяется на празднование Ночи Дьявола.
Я широко улыбнулся, поймав ее взгляд, и заметил, как Бэнкс замялась. Она была в темно-синей блузке, с безупречно уложенными темными волосами и красной помадой на губах.
– Пожалуйста, избегайте низинных районов и областей, находящихся под угрозой затопления, держите фонарики и батарейки под рукой, – обратилась она к горожанам. – Мы не рекомендуем эвакуацию, однако просим вас следить за развитием шторма через руководителей служб по чрезвычайным ситуациям. Соблюдайте осторожность и оставайтесь дома. – Она посмотрела в камеру. – Спасибо.
– И… снято, – объявил ассистент.
Ее сдержанная манера поведения улетучилась. Выдохнув, Бэнкс поднялась со стула.
Мой взгляд опустился к ее голубым джинсам, которые она прятала под столешницей. Я хохотнул. Некоторые вещи никогда не меняются.
