Я хотела разобраться со всем сама, но у него была доверенность на нее, и ситуация оставалась неизменной. Он согласился, когда я, наконец, обрисовала в общих чертах преимущества дома престарелых для него самого, плюс уважение и восхищение людей, думающих, что он заплатил за ее первоклассный уход из своей скромной зарплаты государственного служащего.
Я звонила ей каждый день и не разговаривала с ним с тех пор, как уехала после выпуска. Летом стажировалась в Сан-Франциско, приезжала в город в конце июля, чтобы навестить ее, а затем сразу же уехала, чтобы переехать в свое общежитие.
– Тебе надо было пойти, – сказала Тэя. – Хоть раз просто скажи «да». – А потом она громко застонала: – Да, да, да!
В Беркли не было недостатка в вечеринках и развлечениях, но за два месяца, минувших с начала занятий, приспособиться к новым людям и новому окружению оказалось труднее, чем я думала.
Что было глупо, потому что я сомневалась, что кто-то согласился бы с тем, что я приспособилась к Тандер-Бэйю, хоть и выросла там.
Я немного скучала по дому.
– Я бы испортила веселье, – сказала я ей с полуулыбкой. – Поверь мне.
Достала пачку спичек из ящика и зажгла лампадку внутри тыквы, теплое сияние начало исходить из ее глаз и рта. Строго запрещалось поджигать что-либо в общежитии, но никто же никогда не узнает об этом.
Я выключила настольную лампу, в темноте мерцающая свеча немного пугала.
Тэя разделась и натянула халат, взяв полотенце и принадлежности для душа.
– Счастливого Хеллоуина, – пропела она, уходя в душ.
Но я лишь произнесла:
– Ночь Дьявола.
– Хм?
Я повернула голову, увидев, что она взялась за дверную ручку.
– Завтра Хеллоуин, – сказала я. – Сегодня Ночь Дьявола.
– Как в «Вороне
[20]»?
Я рассмеялась.
– Ночь Дьявола, Ночь Озорников, Ночь Капусты… Я забыла, что большая часть мира за пределами Тандер-Бэйя – и, возможно, Детройта – никогда раньше не слышала об этом празднике, кроме как в фильмах.
Она наклонилась и посмотрела на часы на своем столе.
– Ну, уже больше часа ночи, – сказала она. – Сейчас Хеллоуин.
Она показала мне язык и ушла, направившись вниз по коридору, чтобы принять душ.
Туше.
Я сняла очки и потерла глаза, закрывая на ночь учебник. Обмотав карточки резинкой, швырнула их на стол, подняла крышку фонаря и положила ее на место.
Уставилась на вырезанное лицо.
– Эмери Скотт любит Уилла Грэйсона, – пробормотала я.
На глаза навернулись слезы.
Я никогда не говорила ему, что люблю его. Пустота росла внутри меня последние месяцы, и, хотя она заставляла меня чувствовать себя сильнее каждый раз, когда отворачивалась от него в последний год его учебы в школе – испытывая гордость за то, что пережила его, Мартина и Тандер-Бэйе, – никогда не ощущала своей победы.
Тоска росла, и, если бы он вошел сюда прямо сейчас, я бы позволила ему поднять меня, обхватила бы его ногами и не переставала бы прикасаться к нему всю оставшуюся ночь.
Мои руки гудели от желания обнять его.
Я посмотрела на Годзиллу, лежащего на крышке ящиков с припасами на моем рабочем столе. Я поступила правильно. Верно? Не хотела, чтобы он знал, что происходит в том доме.
Я должна была отпустить его.
И мне действительно было жаль, что я не доверяла ему. Все мои потери казались незначительными по сравнению с потерей Уилла. Я должна была признаться ему в своей любви, и это не его вина, и, может быть, когда-нибудь…
Возможно, когда-нибудь.
Потерла глаза и подняла телефон, испытывая желание позвонить или написать – может быть, извиниться, не знаю, – но, по крайней мере, может, он сегодня в Тандер-Бэйе. Может, вернулся из Принстона, чтобы отпраздновать, хотя он не возвращался домой в прошлом году, когда я была в старшей школе.
Или, может, его не было дома и остальные продолжили традицию после того, как Всадники уехали в колледж.
Я хотела увидеть дом.
Зайдя в «Инстаграм»
[21], я выполнила поиск по хештегу #devilsnight и перешла во вкладку «Недавние», чтобы найти все, что было опубликовано сегодня вечером, и…
Изображения и видео посыпались на меня кучей, мое сердце начало биться, когда их лица немедленно выскочили.
Я улыбнулась, чувствуя тепло при виде его улыбки в одном из квадратов. Его красивое лицо казалось немного худее, чем я помнила, а взгляд пронизывал насквозь через дисплей.
Я увидела красную маску Майкла, серебряную маску Кая, Дэймона, целующегося с блондинкой в душе, но затем нашла в одном из квадратов видео с моим братом на заднем плане.
Схватила очки, снова надела их и поднесла телефон к лицу, чтобы изучить видео.
Что это было?
Парни в черных худи и масках избивали брата, пока он был подвешен за руки в темной комнате. Свет от камеры телефона падал на него, кровь текла по лицу, темные волосы были спутаны и насквозь мокрые.
Моя голова закружилась. Нет, нет, нет…
Я взглянула на дверь, опасаясь, что Тэя вернется, схватила наушники, воткнула их в телефон и щелкнула по иконке громкости.
– Ах! – рычал Мартин, его лицо исказилось болью.
Один из мужчин в черном подошел к нему, я напрягла слух, чтобы попытаться услышать, но все, что могла разобрать, было бормотанием между ними.
Через минуту услышала мрачный смех Мартина и вздрогнула, вспомнив этот звук.
Видео сделано прошлым летом, когда на брата напали и избили. Он пытался мне все рассказать, но я отказалась отвечать на звонок, услышав об этом только от бабушки. Он пролежал в больнице больше недели, но мне было наплевать. Ему повезло, что я не молилась о его смерти.
Один из мужчин в черном потерял контроль, и я глубоко вздохнула, наблюдая, как он бил Мартина, снова и снова ударяя кулаком, серебряный полицейский значок брата блестел в свете.
Иисус.
Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, кто это.
Еще один мужчина появился в камере, первый повернулся, посмотрел в камеру и…
Мое сердце упало, когда я увидела, как он снимает маску.
Уилл.
Нет.
Он ухмыльнулся и выключил камеру, желчь поднималась по моему горлу, пока просматривала комментарии. Так много. Видео было везде.
