После занятия ей захотелось погулять со мной и Флипом по набережной. Она попросила меня как можно быстрее разогнать кресло-каталку:
– Давай, Коффин! Поднажми! Быстрее. Да, вот так. Вперед!
Солнце клонилось к закату, мы сидели в ее комнате. Доделывали модель Луна-парка. Точнее, доделывал я, а она смотрела. Я как раз пытался соединить гирляндой вершину Золотой башни и одну из звезд, которую Меркуриус привесил на потолок. Флип посапывал у нее на коленях.
– Готов к последней главе «Магической коробки»? – спросила она.
Я с ужасом ждал, когда она сама заговорит о ней, потому что не хотел, чтобы история заканчивалась.
– Готов, – ответил я.
– И вот Тесс говорит: «Бен, ты спас Мундум Нострум. Ты и Флип. Вы принесли магию. В ней заключено лекарство от всех болезней, способное излечить грусть Рэйберна и подарить мир народу Мундума Нострума. Они вспомнят, что все едины, они – братья и сестры, друзья навек. А теперь узри то самое большое богатство». Тесс протягивает ему коробку. Он открывает ее и заглядывает внутрь. «Это оно?» – спрашивает он. «Да, и оно значит всё», – отвечает Тесс.
– И?
– И все, – сказала Галлея. – Конец истории.
– Ну уж нет. Ты заставила нас с Флипом проделать такой путь до Мундума Нострума, поэтому скажешь, что же в этой коробке.
– Коффин, ты серьезно? Ты так до сих пор ничего и не понял? Кстати, если ты когда-нибудь собирался меня поцеловать, то стоит поторопиться. Например, сейчас самое подходящее время.
– Отличный способ отвлечь меня и не рассказывать, что же спрятано внутри этой дурацкой коробки. Тем более что ты сама говорила: нет ничего лучше друзей.
– Забудь все, о чем я говорила.
Тогда я наклонился к ней и поцеловал. В ее губах – сначала потрескавшихся, а затем ставших влажными – я чувствовал пульсацию. Они оказались именно такими, как я себе представлял, – искрящимися. Все это время Флип посапывал возле нас в позе перевернутой белки-летяги.
– Ух ты, – прошептал я.
– Да, ух ты. Нас колотит как припадочных.
– У меня до сих пор стучат зубы.
– У тебя это первый поцелуй? – спросила она.
– Да, а у тебя?
– Третий. Ха. Повезло мне.
– Я сделал все правильно? – спросил я. – Наш поцелуй был не так ужасен по сравнению с двумя предыдущими?
– Поцелуй меня еще раз, и я отвечу.
– Галлея?
– Бен?
– Я безумно тебя люблю.
– И я безумно.
Утром я проснулся от лая Флипа. Потом криков Галлеи и миссис Лоренц. Пока Меркуриус набирал 911, я едва его слышал, хотя стоял рядом. Свернувшись калачиком, Галлея бормотала:
– Мне холодно, но все горит. Спина, посередине. Как будто меня кто-то бьет.
Приехала «скорая помощь», девочку уложили на носилки.
– Моя шапочка, – проговорила она. – Моя радужная шапочка. Дайте мне ее.
В больницу машина мчалась с сиренами и мерцающими огнями. Миссис Лоренц ехала вместе с дочерью в карете «скорой помощи». Через несколько минут, как они добрались до больницы, подъехали и мы с Меркуриусом. Галлею сразу же отправили на операционный стол. Ей пришлось провести срочную операцию, поскольку почки оказались забиты и она не могла писать. После операции она так и не пришла в себя. По словам одной из медсестер, ей повезло, что не придется мучиться еще несколько недель, находясь в предсмертном состоянии и накачанной лекарствами. Да, смерть во сне – настоящее благословение. Только почему же мне так не кажется? Я будто снова переживаю ту ситуацию с мамой. Я ужасно зол. Она так и не сказала мне, что было внутри той коробки.
56. Прощай не навсегда
По возвращении домой у входной двери меня ждал Флип. В зубах он держал грязный носок: сначала я решил, что тот принадлежал Галлее, но он оказался моим.
– Флип, – произнес я, и пес дернул хвостом.
Я опустился на корточки, он забрался мне на колени. Я взял его на руки, отнес в кабинет Меркуриуса и, опустившись на диван, уставился на постер Чубакки. Вслед за мной вошли миссис Лоренц и Меркуриус, которые сели по бокам от меня. Миссис Лоренц поцеловала меня в лоб.
– Можно, Флип останется? – спросил я.
– О чем ты говоришь? – изумилась она.
– Все, кого я люблю, исчезают. А я не знаю, как их вернуть. Мне нужно уйти.
– Что?
– Я буду напоминать вам о ней. И от этого будет только хуже.
– Бен, именно в наших воспоминаниях она остается жива, – сказала миссис Лоренц. – Как ты можешь такое говорить? Неужели ты не видишь, что ваше с Флипом место – здесь? Мы не можем потерять тебя. И не потеряем. Мой Бен. Господи, только не уходи. Пожалуйста. Мы нужны друг другу. Очень нужны. Ну же, Майкл, скажи ему. Скажи.
Меркуриус обнял меня за плечи, слегка обхватив за шею, как это делала мама.
– Она кое-что тебе оставила, – прошептал он. – Иди за мной, сынок.
Я прошел с ним в комнату Галлеи, Флип следовал за мной. Мы остановились возле ее стола, напротив модели Луна-парка. Мы уже почти его завершили, осталась всего одна деталь. Мне хотелось добавить на вершину башни людей – семью, глядящую сверху на город и океан.
Меркуриус выдвинул ящик стола, достал телефон Галлеи в ярко-розовом чехле и отдал мне. Похлопал меня по спине, немного задержав руку и ушел. К телефону прилагался блокнот. Я опустился в кресло и принялся читать записку, написанную, судя по дате, три дня назад.
Дорогой Бен!
Как бы ни был чудесен наш рассказ про «Магическую коробку», он не сравнится с твоей историей, вот об этом я и хочу тебе сказать. Кстати, по поводу магической коробки… Она спрятана в модели «Царства грез ночью». Я попросила об этом Меркуриуса. Посмотри на Золотую башню света. Видишь основание, на котором она стоит? Загляни внутрь, Бен. Да, это то самое богатство. До сих пор не могу поверить, что ты не догадался. Все это время секрет был заключен в больших золотистых глазах Флипа. Твоя мама тоже об этом знала. Вот почему она выбрала тебя.
Позаботься о маме с папой за меня и отдай мои книги в «Хаузинг Воркс».
С любовью навсегда, твоя Радуга
Я подошел к модели Луна-парка и приподнял Золотую башню. Под ней оказалась деревянная коробка, в которой поместилась бы книга. Я открыл ее. Внутри лежало зеркало. Я заглянул в него и увидел себя.
57. Путешественники и маги
Больше всего в Галлее Лоренц я любил одну особенность: она обнимала тебя так, словно вы не виделись целую вечность. А еще я не забуду как она до боли в пальцах сжимала мою руку своей холодной и дрожащей ладошкой. Все-таки права была учительница Фрэнни из «Перьев»: некоторые воспоминания никогда не исчезают.
