– У меня для тебя подарок, – сказал я. – Но он в другой комнате.
– В твоей?
– Я сейчас вернусь.
Это была шапочка с разноцветными полосками, как у радуги. Я купил ее на улице у мужчины, торговавшего возле метро носками и чехлами для телефонов. Она тут же надела ее и посмотрелась в зеркало:
– Обожаю тебя, Бен Коффин. Никогда ее не сниму, даже когда у меня отрастут волосы.
49. Где Галлея?
– Как она? – спросил у меня в понедельник Колобок.
Мы обедали возле нашего привычного места в кафетерии.
– Справляется отлично, – ответил я.
Окно было открыто. На улице стоял один из тех осенних дней, когда погода забывает, что лето уже прошло. И почему-то все мухи города решили сегодня собраться вокруг мусорки.
– Я бы хотел ее навестить, – сказал Чаки. – Не для того, чтобы позырить на ее зад. В данных обстоятельствах это было бы неуместно.
– Это неуместно при любых обстоятельствах, – заметил я.
– Коффин, мне тринадцать лет. Ты поймешь, когда дорастешь до моего возраста. Я просто хочу ее поблагодарить.
– За что?
– Не знаю. Она была мила со мной.
– Она не может никуда выходить. Так что увидишь ее, когда ей станет лучше.
– Я бы снова хотел прийти сегодня на программу. На всякий случай. Ой, прости, я не это имел в виду. Уверен, она поправится.
– Послушай, Чаки, может, в другой раз? Я поговорю с ней об этом, ладно? А там посмотрим.
Рядом со мной плюхнулась Анджелина и выхватила у меня шоколадное печенье. За ней возвышалась Ронда со скрещенными на груди руками.
– Деймон сказал, что ты сошел с ума, – с набитым ртом проговорила Анджелина.
– Какая у Деймона потрясающая наблюдательность, – парировал я.
– Ты со мной так никогда не разговаривал. Ты правда спятил?
– Разве мы только что это не выяснили?
Галлея вдохновила меня на то, что нужно уметь сражаться и постоять за себя. Как она сражается со своим раком. Точнее, не своим. Я вытащил телефон, сфотографировал Анджелину:
– Пинто вроде бы говорила, что вам нужно держаться от нас подальше. Уходите или я отправлю это фото ей по почте.
– Ну ты и придурок. Если меня исключат…
– Честно говоря, мне плевать, – ответил я.
– Пошли, – вмешалась Ронда.
Анджелина поднялась на ноги.
– Прости за штаны, – сказала она мне.
Я закатил глаза:
– И с чего ты за них извиняешься?
– Похоже, ты сел на жвачку.
Я встал и обнаружил, что от моего зада к скамейке тянется длинная нитка от жвачки «Джуси фрут», судя по запаху.
– Анджелина, ты великолепна, – восхитился я.
– Спасибо.
– Нет, я серьезно. Ты такая креативная. Подложить жвачку кому-то на сиденье? Да такого никто никогда не делал. Как тебе вообще пришла в голову столь блестящая мысль? Ты же гений.
– По крайней мере, достаточно умна, чтобы не сесть на жвачку. – Анджелина смеялась так, будто искренне радовалась своей проделке.
– Заткнись, Анджи, – отрезала Ронда.
– Нет, серьезно. Разве он не самый большой неудачник из всех?
– Знаешь что, Карамелло? Коффин прав. Ты чертовски гениальна. А значит, со мной тебе нельзя общаться. – Ронда толкнула свою бывшую подругу и ушла.
Анджелина бросилась за ней:
– Это мне нельзя с тобой общаться? По-моему, все наоборот, Гломски.
– Ненавижу ее, – пробормотал Чаки. – Я вот не понимаю, почему раком болеет Галлея, а не Анджелина?
– Чаки? Заткнись уже.
– Что?
– Почему вообще кто-то должен им болеть?
Я до сих пор не мог забыть, как пушистый оранжевый берет Галлеи плавал в унитазе.
В библиотеку я пришел к началу программы, и там уже меня ждали Меркуриус с Флипом. Но без миссис Лорренц и Галлеи.
– С ней все в порядке? – спросил я.
– У нее температура, – ответил Меркуриус. – А ты-то в порядке?
– Конечно.
– Она попросила сделать фотографии и передать всем, что в следующий раз обязательно придет.
Так мы и сделали. Но Брайан все равно продолжал спрашивать:
– А где она? Почему она не может быть с нами?
Флип, казалось, тоже не понимал. Он то и дело обводил комнату взглядом в поисках девочки.
Вернувшись домой, я показал Галлее наши фотографии. Рассматривая их, она проговорила:
– Знаешь, я начинаю чувствовать себя лучше. Оно работает – я имею в виду лекарство. Я это чувствую. Я приду на следующую встречу. Точно приду, Бен.
– Я даже не сомневаюсь.
– Обязательно.
– Обязательно.
50. Так же, как прикусить язык
Во вторник за завтраком Галлея почти не проронила ни слова и ничего не съела.
– Дорогая, скушай хотя бы тост, – упрашивала ее миссис Лоренц.
– Все нормально.
– Я думала, тебе стало лучше, – сказала мама.
– Стало. Но следующую пару часов меня будет дико тошнить, поэтому лучше не переводить еду.
Ее второй курс химиотерапии должен был состояться сегодня днем.
– Галлея, – возразила миссис Лоренц, но больше ничего не успела сказать.
– Мам, ты не можешь заткнуться хотя бы на две секунды? – Она выскочила из-за стола, ушла в свою комнату и громко хлопнула дверью.
Флип стал скрестись к ней, и она его впустила.
Галлея никогда так не разговаривала с мамой, и наблюдать подобное было очень странно. Видимо, она действительно переживает, а вместе с ней начал переживать и я.
– Можно я пойду с ней на химиотерапию? – спросил я.
– Нет, ты больше поможешь ей тем, что отправишься в школу и хорошо сдашь свой тест по общественным наукам, – отрезала миссис Лоренц.
Из школы я пришел незадолго до возвращения Галлеи с химиотерапии. Она тут же умчалась в ванную, где ее опять вырвало. В эту минуту я снова гладил ее по спине, но сейчас рвотные позывы были сухими.
– Можешь сдвинуть мою шапку назад? – попросила она. Ей очень нравилось ее так носить.
Флип протиснулся между ней и унитазом, потом плюхнулся на пол и вздохнул.
– Вот это настоящая дружба, – сказала она.
– Да, он классный.
– Бен, ну как ты не поймешь, что я говорю о тебе? Идиот. Завтра я иду на программу. Решено.
