Вот тогда я понял, кого он мне напоминает. Маму. Те же самые глаза, полные смеха даже в самые печальные минуты, когда она заставила меня отдать жалкий доллар женщине, что продала Флипа. Я тогда сказал, что это ничего не значит, всего лишь дурацкий доллар. Но, заглянув в ее глаза, услышал в ответ – для нее он значит все.
Этот мужчина в кресле – точно волшебник. Благодаря ему я ощутил, что душа моей мамы, возможно, по-прежнему рядом со мной. Мне стало лучше. И Флипу – тоже. Его хвост взлетел вверх и заходил ходуном. Нужно сохранить это состояние: может быть, все наши счастливые мгновения и люди, которых мы любим, действительно могут жить вечно. Нужно лишь, как сказала Галлея, помнить о них.
На Нептьюн-авеню я повстречал еще одну пожилую женщину, которая толкала перед собой тележку с одеялами и рваными пакетами с одеждой. В отличие от предыдущего мужчины, она не стала сходить с ума, когда я дал ей пятьдесят долларов, однако была очень счастлива. У нее не было одного зуба, но она все равно широко улыбалась. А ее смех звенел песней, под которую так и тянет танцевать.
Другая женщина в гастрономе собиралась отложить некоторые продукты, потому что ей не хватало денег, но я и ей вручил пятьдесят долларов.
Напротив аквариума я заметил продавца хот-догов. Торговля совсем не шла, отчего вид у него был несчастный. Тогда я купил нам с Флипом несколько булок, а сдачу оставил ему.
Так я и раздал все пятидесятидолларовые купюры, кроме одной. Ее я решил сохранить и добавить к тем деньгам, что заработал на доставке купонов. Ими я воспользуюсь, когда мне исполнится шестнадцать и можно будет жить самостоятельно.
Жаль только, теперь я не смогу поступить с Галлеей в один колледж. Вся та легкость, которую я обрел за последние полчаса, раздавая деньги, испарилась.
Я уже собирался сесть на поезд, как вспомнил слова Чаки: на этой улице у своего двоюродного брата живет Рэйберн. Я обернулся и вгляделся в конец квартала:
– Ну что, Флип, идем?
Пес в ответ наклонил голову.
Дом оказался еще хуже, чем рассказывал Чаки. Он не только разваливался, но и стоял с разбитыми окнами. Маленький двор перед домом зарос травой и был завален мусором. Флип посмотрел на меня так, будто спрашивал: «Ты уверен, что хочешь туда войти?»
Я подошел к двери и постучал. Мне открыл парень с прилизанными волосами. Несмотря на прохладную погоду, он был без рубашки. В доме не горел свет, а на окнах висели старые простыни, защищавшие от солнца. В воздухе пахло сгнившей едой. Парень кивнул мне, мол: «Чего тебе надо?».
– Деймон дома?
– Деймон!
У двери появился Рэйберн и прищурился. Низкое яркое солнце било прямо ему в глаза. Он потер их, словно никак не мог поверить моему приходу.
– Коффин?
Выглядел он паршиво. Очень. Почему-то казался меньше, чем на моей памяти, ниже, худее и грязнее. Волосы свисали жирными сосульками. Я отдал ему свои последние пятьдесят долларов, хотя понимал: расставшись с этими деньгами, чувствовать я себя буду совсем иначе.
Он посмотрел на купюру, а потом на меня.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил он. – Что ты здесь делаешь?
Минуту назад, поднимаясь по ступеням, я все размышлял: если рай существует и моя мама сейчас сверху смотрит на меня, то она должна мною гордиться. А теперь она казалась так далеко. Все представлялось каким-то не таким, будто, раздавая деньги, я покупал людям счастье, чтобы самому чувствовать себя хорошо. И все же Рэйберну стоило дать шанс.
– Слышал, в последнее время тебе пришлось несладко, – сказал я, поворачиваясь к лестнице, чтобы уйти.
Тут вышел его брат и спросил:
– В чем дело? Какие-то проблемы?
– Этот чувак дал мне пятьдесят баксов, – недоуменно произнес Рэйберн.
– С чего это?
– Сам не знаю.
– Может, он втрескался в тебя? Еще и собака у него такая девчачья. Эй, ты зачем дал моему Деймону деньги?
Я ускорил шаг и уже приближался к калитке. Она вся перекосилась и уперлась в бетон, отчего с трудом открывалась. На улицу вышел еще один парень, тоже без рубашки и весь в татуировках. Они стали обзываться, даже не стоит повторять какими словами. Один из парней бросил в меня сэндвич. Мы с Флипом побежали, а вслед мне доносился их громкий хохот. Я обернулся через плечо – Рэйберн тоже смеялся. Не хотел перед парнями выглядеть слабаком. Он ругался, но было видно, что делает это неискренне. Глаза блестели от влаги, словно он вот-вот заплачет. Злость сменялась мимолетной грустью и снова возвращалась, как будто он одергивал себя – ему нельзя быть добрым. Я тоже злился. Но уже на себя. Как я мог оказаться таким глупцом? Я потерял над собой контроль. Все потерял: разум, деньги. Я потерял всех.
35. Ангел из искусственного мрамора
Я заметил Лео еще снаружи дома. Он расхаживал по кухне и с кем-то разговаривал по телефону. Я не стал его беспокоить и, пробравшись через узкий проход на задний двор, сел на камень возле ангела из искусственного мрамора. Только сейчас я заметил, что у статуи не было зрачков. Ко мне вышел Лео в потной футболке и шортах.
– Был на пробежке, – сообщил он.
Я кивнул.
– Джини еще бегает, – добавил он. – Ну, как дела? Разобрался с книгами? Надеюсь, они тебя не обманули с деньгами?
– Наоборот, мне хорошо заплатили.
– Это хорошо. Мужчина заработал деньги, да? Молодчина.
Проходя мимо, он похлопал меня по спине. Потом наклонился, чтобы выдернуть из трещины в бетоне сорняк. В этот миг Флип решил обойти его. Лео выпрямился и повернулся к ведру в ту самую секунду, когда пес прокрадывался позади. Толстяк наступил Флипу на лапу, тот взвизгнул. Лео отскочил и угодил ногой в трещину. Споткнулся, полетел вниз, но при падении выставил руки вперед. Как я уже говорил, парень он был грузный и ударился сильно.
– Похоже, из-за него я сломал запястье, – взвыл Лео.
Я попытался его поднять, но он оттолкнул меня.
– Отвали от меня, – закричал он. Посмотрел на запястье. – Если оно сломано, я буду зол.
– Лео, простите, – оправдывался я.
– Очень зол. – Его взгляд замер на Флипе. – Тупая собака!
А потом он со всей силы пнул Флипа. Настолько сильно, что тот отлетел к забору. Пес завизжал и, пошатываясь, поднялся на ноги. Затем попытался сесть. Когда я взял его на руки, он поскуливал и весь дрожал.
– Не могу поверить, что вы это сделали.
– Тупая маленькая крыса!
– Он не хотел.
– Не можешь научить его, чтобы он не путался все время под ногами?
– Он весит всего десять фунтов. Вы же могли убить его.
– Не устраивай тут трагедию! С ним все в порядке. Сам погляди. Чертов пес. – Лео повращал запястьем. – Ай, больно. Да, наверное, сломано.
