– Окутанная тайной.
– Я же говорил. И хватит уже ходить как в воду опущенный.
Мы как раз дошли до угла, где обычно расходились. Но Чаки, видимо, решил, что мне нужно выговориться, поэтому прошел со мной еще квартал до моего дома. Наверное, сейчас он пойдет домой.
– Я тут организовываю программу «Почитай Руфусу», а через девять месяцев уезжаю.
– Так организуешь еще одну, во Флориде, – заявил Чаки. – Конечно, этой радужной красавицы там не будет, но там полно и других девчонок. – Он стукнул меня в плечо и воскликнул: – Ай! Ну и костлявые же у тебя плечи. Ай! – снова закричал он.
Это уже Деймон Рэйберн отвесил ему подзатыльник.
– Карманы, – приказал тот.
Анджелина захихикала, а Ронда просто злобно смотрела на нас.
Чаки вывернул карманы – кроме пустой обертки из-под «Скитлс», у него ничего не нашлось.
– Теперь ты, Коффин, – обратился он ко мне.
– Нет, – ответил я.
– Что? – рявкнул Рэйберн.
– Что? – вторил ему Чаки.
– Что? – изумилась Анджелина.
– Коффин, не будь дураком, – добавила Ронда.
Рэйберн пихнул меня, но я удержался на ногах.
– Нет, – повторил я.
– Так держать, Бен! – обрадовался Чаки.
– Заткнись, Колобок. – С этими словами Деймон заехал ему в челюсть.
Я толкнул Рэйберна, и тут понеслось. Он дубасил меня, Анджелина пинала Чаки, а Ронда кричала, чтобы мы перестали быть дураками, и пихала любого, кто попадался ей под руку. Полминуты спустя этой компании уже и след простыл, а я остался с пустыми карманами. Этот придурок забрал у меня наушники.
Не знаю, как скоро я смог снова дышать более-менее нормально. Я лежал на спине и смотрел наверх. А оттуда, с эстакады, на меня пялились голуби, которые частенько там обитали и гадили на всех. Чаки неустанно спрашивал, все ли со мной в порядке. По крайней мере, мне так казалось, потому что я с трудом его понимал из-за прилипшей к брекетам губы. Мы валялись за мусорным контейнером – вечно везет нам на мусорки – и пытались прийти в себя.
– Мне надо накладывать швы? – спросил Чаки.
– Нет, губа просто распухла, – ответил я. – И перестань уже ныть. Хватит!
Я вытер с носа кровь и вывернул толстовку наизнанку, чтобы не было видно остальных пятен. Маме ни за что нельзя рассказывать. Иначе не успею и слова сказать, как она позвонит миссис Пинто. И тогда мои дела в школе станут в десятки раз хуже. А подбитый глаз объясню проверенной отмазкой: «На физкультуре играли в вышибалы».
Когда я вернулся домой, Флип не встретил меня у двери.
– Флип? – позвал я. – Иди ко мне, приятель. Пойдем навестим Галлею.
Пес вышел из маминой комнаты и торопливо подбежал к моим ногам. Я поднял его на руки и понял, что он весь дрожит.
В комнате на полу лежала лицом вниз какая-то женщина. Я даже не сразу сообразил, кто это, потому что мама должна быть на работе еще как минимум часа два.
– Мам?
Ее неподвижное тело было холодным. Похоже, она умерла, когда обувала кроссовки. Еще одна причина, почему мы собирались переехать во Флориду, – ее здоровье. Она жаловалась на то, что зимой в Нью-Йорке у нее бывает легкая аритмия.
Но знаете, что самое странное? Я злился на нее. Что мне-то теперь делать?
14. Колючие носки
Следующие четыре дня прошли как в тумане. Я не спал, не страдал астмой, даже не проронил ни одной слезинки. Я был совершенно спокоен. Для меня это событие не стало неожиданностью. Я получил еще одно доказательство того, что все хорошее не длится вечно.
Но я очень отчетливо помню свой завтрак в день поминок. Я как раз залил себе хлопья молоком, когда на кухню вошла тетя Джини и сказала:
– Бен, этот завтрак никуда не годится. Это даже едой не назовешь. Давай я приготовлю тебе что-то… Ох! – Она схватилась за грудь, будто вот-вот последует за мамой. – Твои брюки!
Ну да, они слегка коротки. Должно быть, я еще подрос за последний год, с тех пор как надевал их на собеседование по разноске купонов. Тогда все надо мной посмеялись, но зато у меня была работа.
– У тебя же торчат носки!
– Подумаешь, всего немного, – сказал я и еще чуть приспустил штаны. Теперь сидели они уже настолько низко, что был виден мой зад.
– И они белые!
«И что тут такого? – сказала бы мама. – Ну, увидели все твои носки, Бен. Разве от этого Земля перестала вращаться? Ты выглядишь круто. Я тоже могу так носить штаны». После этого она бы подтянула брюки и рассмеялась.
В отличие от тети Джини, которая тут же слетела с катушек.
– Пошли, – сказала она. – Садись в машину. Быстро.
И всю дорогу до «Мейсис» не унималась:
– Какое несчастье. Бедняжка. Если бы Тесс нас сейчас увидела, она бы свернула мне шею.
А на самом деле мама сказала бы: «Джини, прими таблетку».
– Но не переживай, мы сейчас все исправим.
– Я и не переживаю, – ответил я.
– Бедняга.
В магазин тетя позвонила заранее, чтобы к нашему приходу брюки были готовы. Внутрь она вошла как королева. Консультанты-продавцы ей только не поклонились.
– Это совершенно не то, – отмахнулась она от молодого человека, когда тот предложил ей какую-то дурацкую пару брюк: удобные, как джинсы, но сшитые из костюмного материала и очень блестящие. – Анджело, мы собираемся не в ночной клуб, а к моей старшей сестре на… – Тут она заплакала.
– Джини, мне так жаль, – ответил было Анджело, но тетя его перебила:
– Этому молодому человеку нужно что-то классическое. Нет, нет, вот эти.
Она схватила самые ужасные брюки, которые только можно было найти в «Мейсис». Обычно такие можно встретить в каталогах с пожилыми моделями, у которых из ушей растут пучки кудрявых седых волос, потому что они их не подстригают.
– Идеально, – заключила тетя. – Давай, Бен, побыстрее их примерь, пока я выберу тебе подходящие носки.
Я готов был поклясться – она выберет самые колючие носки во всем магазине.
К вечеру воскресенья все люди, которых я до сего дня не видел, но которые обнимали меня так, будто мы знакомы целую вечность, разошлись. И за кухонным столом остались только мы с тетей Джини, Лео и Флип. Весь день тетя старалась держать себя в руках, но даже крем для лица не мог скрыть того, что за последние четыре дня она очень много плакала. Я слышал ее по ночам через стенку. Они с Лео заняли мамину комнату.
– Бен, не позволяй собаке сидеть у себя на коленях, – сказала Джини. – Тем более в таких хороших брюках. Потом от шерсти не избавишься.
