Вскормленные одним молоком, они всегда чувствовали связь между собой. Он, так же как и Залман, был намного старше Лилечки, но испытывал к ней братскую нежность, которая со временем имела шансы перерасти в мужскую любовь.
В детстве они часто гурьбой бегали купаться на речку Алматинку, которая протекала через весь город. Вода холодная, с гор, речка мелкая и бурная, зато в ней были устроены запруды из камней, которые позволяли купаться в маленьких заливах без опасения быть унесенным стремительным горным потоком.
С тех пор прошло много лет, но воспоминания о детской дружбе все еще связывали их. Лилечка вызвала Айдара на свидание в их условном месте, там, где находились мужские купальни. Они были особенно популярны в выходные летние дни, но в конце сентября, когда солнце не грело, как прежде, а вечерами становилось свежо, желающих искупаться было мало.
Айдар пришел немало удивленный. Их отношения, близкие и доверительные, никогда не выходили за рамки приличий. Они были связаны тайной симпатией, когда каждый взгляд, каждое движение рук, каждое оброненное слово обладает секретным значением, понятным только двоим. Кроме того, они далеко не были уверены в чувствах друг друга. Ведь их разделяло абсолютно все: возраст, положение, религия, национальность… Кроме воспоминаний о детстве, когда Айдар был старшим братом и товарищем по играм, их, по сути, ничего не связывало, и все-таки что-то смутное, малопонятное тянуло друг к другу.
Он пришел в сумерках. Она ждала его на берегу, задумчиво подбирая камешки и бросая их в реку. Ее тонкий силуэт, ее хрупкость, ее невинность вызывали в нем волну нежности.
– Ты звала меня? – спросил он.
Она резко повернула к нему лицо – прекрасное лицо с горящими глазами.
– Да, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Лиля рассказала об ухаживаниях Истратова, о его настойчивости, о неясных, но вселяющих страх угрозах.
– Айдар, что мне делать? – спросила она, и голос ее дрогнул.
Он долго молчал. Потом обнял ее, прижал к груди и сказал:
– Ничего не бойся. Пока я с тобой, я сумею тебя защитить.
Он почувствовал, как она уткнулась в его грудь и рубашка взмокла от ее слез.
Айдар и Лиля сговорились встретиться еще раз, через неделю. Виделись они обычно по вечерам. Молодые люди не признавались в этом вслух, но оба чувствовали, что об их связи стоит помалкивать. Не то чтобы в ней было что-то предосудительное или стыдное, но они знали, что их отношения никогда не найдут понимания ни у ее, ни у его родни. Поэтому они невольно стремились уйти из города, сбежать от чужих глаз, найти убежище там, где будут наедине.
Так, однажды они отправились в горы. Было прохладно, начало ноября. По пути попадались то грубые кочки, то ямы, то растущие сплошной стеной кустарники. Многовековые деревья, уставшие от своей сложной, длинной жизни, роняли ветви на землю, а те врастали в почву, заполняя собой, своей мощью, все пространство, превращая все вокруг в густой непроходимый лес. Жирные, сытые корни, изнывающие от своей толщины и тяжести, как громадные черви, выползали на земную поверхность, обнажая зловещую клоаку сокрытой в глубине жизни. Земля была усыпана сморщенными листьями, дул сильный ветер. Чем выше, тем становилось холоднее. Ночью были заморозки. Правда, снег еще не выпал, но мертвые листья уже покрылись тонкой ледяной коркой, а остывшая земля стала твердой и угрюмой.
Слева разверзлась горная бездна. В глубине, журча, протекал ручеек, ловко огибая разноцветные моховые островки, причудливо разлетевшиеся по дну, из которого вырастали грозные каменные глыбы с острыми углами и отвесными боками. Справа возвышалась глухая каменная стена, поглощавшая свет и звук. В воздухе чувствовался запах птичьего помета и прелых разлагающихся растений, ветер доносил слабые ароматы навоза, овечьей шерсти и дыма.
Наконец добрались они почти до самого верха, до того края, выше которого начинались ледники. Взору их предстал дикий сад, вольно растущий в горной выси, ничуть не стесненный человеческим присутствием. Это были яблони-дички, гордость местных жителей. Летом у спелых яблок был удивительный сочный и сладкий вкус, а весной деревья цвели, завораживая своей мягкой и гармоничной красотой, нежными белыми и розовыми лепестками, от которых исходил медовый аромат. Сейчас же сад был сухой и мертвый. Голые деревья жутко, как привидения, вырастали из земли, а их ветви походили на щупальца страшного зверя.
Они устали и уселись на землю посреди сада. Начал накрапывать дождик. Лилечка поежилась от неприятных, колючих капель, укуталась в свою теплую телогрейку. Вдруг ей стало страшно: что будет дальше? Какая судьба ей уготована? Кто защитит ее в минуту отчаяния?
Айдар любовался ее детским лицом, обрамленным густыми волнистыми волосами, ее крепкими белыми зубами, ее раскрасневшимися от долгого пути щеками. Он вынул из кармана тряпицу и протянул ей.
– Гляди, это тебе.
Она развернула ткань – и увидела кольцо. Удивительно красивое, старинное, сделанное в традиционном казахском стиле из черненого серебра с орнаментом и большим камнем посредине.
– Это мне? – удивилась она.
– Да.
Она понимала, что в кольце спрятано то, что Айдар не мог сказать вслух: что он любит ее, мечтает о ней. Она потянулась к нему, обняла за шею и поцеловала.
– Я хочу, чтобы ты помнила обо мне, когда меня не станет.
И вновь страх окатил ее, и острая боль заныла в сердце. Что-то будет, что-то будет… «Тебя ждет страшный человек», – вспомнила она предсказание гадалки и еще крепче прижалась к тому единственному человеку в мире, рядом с котором ей не было страшно.
В этом печальном одиноком саду на вершине горы, в гордую, торжественную тишину ворвались человеческие стоны усталости, счастья и боли…
Глава двадцатая
Домой идти я не хотела. С мамой мы отношения практически не поддерживали, она даже ни разу не позвонила, чтобы узнать, как у меня дела. Я только сказала, что поселилась у тети Лили, и, кажется, ей было вполне достаточно этой информации. Но я твердо решила, что должна выяснить кое-какие подробности своей биографии, а поэтому превозмогла обиду и отправилась домой.
Дверь я открыла своим ключом, зашла внутрь и обнаружила маму сидящей на кухне. В руках у нее, как обычно, была сигарета. Она с удивлением взглянула на меня, а я оторопела, увидев ее. Как она постарела! Мы не виделись всего несколько недель, но мне показалось, что она состарилась на целую жизнь. Волосы были совсем седыми, наверное, потому что она забыла их покрасить. Полы халата, небрежно наброшенного на голое тело, раскрылись, обнажив дряблые ляжки и обвисшую грудь. В глазах стояла усталость, а лицо приняло жалобное выражение.
И вдруг впервые в жизни я поняла, что передо мной – не мама, которая может все, самый умный, самый близкий, единственный человек в мире. Передо мной – несчастная, разочарованная, уставшая женщина, которая, так же как и я, хочет любви и тепла.
