– Просто помоги ему справиться, – наконец ответил Питер. – Не разрешай двигаться. Заставляй пить воду. Его начнет тошнить, а ты отвлекай его, чтобы он удержался от рвоты. Не позволяй садиться или вставать, пока не станет лучше. Ты поймешь, когда этот момент наступит. Загляни в глаза; если зрачки дергаются, вертиго все еще не отступило.
– Хорошо. Давайте. – Она взяла из рук Питера воду и кофе. – Он сказал, здесь безопасно. Это верно?
– Да. Твой бывший консьерж следил за Жанной. Алекс это знал и пошел в клуб вместе с тобой, чтобы удержать от посещения квартиры. Однако я уверен: этот дом с твоей мамой никто не связывает.
Он пошел в клуб вместе с тобой, чтобы удержать от посещения квартиры. И снова она наделала ошибок! Снова оказалась эгоисткой! Если бы не безрассудство Эстеллы, смерть Лены можно было бы предотвратить. Именно она несет ответственность за гибель собственной сестры.
* * *
Разумеется, Алекс пытался протестовать – насколько было в его силах. Однако Эстелла не реагировала на его протесты.
Алекс лежал и кипел от досады. Он злился на Питера за то, что тот пустил Эстеллу в комнату, злился на Эстеллу, а больше всего злился на самого себя. За то, что всю жизнь не позволял себе никаких слабостей, и вот теперь чертово тело выкидывает такое, с чем он не в силах совладать. Он считал себя везунчиком, всегда упорно настаивал на работе в тылу, сопряженной с физическим риском, и долгое время обходилось без серьезных неприятностей. Однако в прошлом году, когда Алекс уже решил было, что восстановился после прыжка с неисправным парашютом и слишком быстрой встречи с землей, обнаружились последствия в виде вертиго, которое он не мог ни держать под контролем, ни предсказывать. Вот и оставалось лежать на спине и смотреть сквозь полуприкрытые веки, как Эстелла возится с водой и кофе.
Увидев, как Эстелла входит в комнату, Алекс попытался сесть. Это оказалось огромной ошибкой. Пол встал на дыбы и ударил его в лицо. Нахлынула рвота, и Алекса стошнило в тазик прямо на глазах у Эстеллы. А он был не в состоянии даже вынести тазик в ванную и сполоснуть. Пришлось смотреть, как тазик выносит Эстелла, и Алекс весь скорчился от досады, так что у него не хватило сил попросить ее не делать этого; попросить – нет, потребовать! – чтобы она ушла.
– Мне не нужна сиделка, – прохрипел Алекс, едва к нему вернулась способность разговаривать.
– Я заметила, – с сарказмом произнесла она.
– Я не нуждаюсь в тебе, – настойчиво повторил он. Хотя, разумеется, это было неправдой.
– Знаю. Но, кроме меня, у тебя никого нет. – Эстелла села на банкетку у рояля и сложила руки.
Алекс старался не отключаться, однако это отнимало много энергии, и вскоре он забылся. А чуть позже проснулся и обнаружил Эстеллу склонившейся над ним со стаканом воды наготове. Он приподнял голову чуть выше, только чтобы попить, и от этого малейшего движения его едва не вырвало снова. Пока Алекс боролся с приступом тошноты, Эстелла положила ему на лоб прохладное полотенце. Он с благодарностью ощутил прикосновение влажной ткани к липкой от пота коже, и в конце концов рвотные позывы закончились.
Лежать в постели без движения и молчать было непросто. В голову лезли разные мысли. Алекс думал о Лене, об Эстелле и о том, что случилось. О том, что гибель Лены стала результатом его ошибки. О том, что он нарушил данный себе зарок никогда не следовать зову сердца. Он-то решил, что надежно спрятался под маской циника, оградил себя случайными интрижками с доступными женщинами и всегда оставлял их после первого же свидания, потому что это был единственный способ не допустить кого-то другого к руинам, которыми Алекс называл свою жизнь.
Впервые Алекс послушался своего сердца в пятнадцать лет, когда предпринял глупую и опасную попытку вытащить мать из Гонконга без ведома отца. Однако отец раскрыл уловку – ему донес о планах сына человек, которому тот доверился, – и Алекса с мамой насильно вернули домой. Отец избил Алекса до полусмерти – он всегда работал аккуратно, чтобы не убить совсем. Алекс больше недели пролежал в больнице, весь переломанный.
А вот мама… Вспоминать о ней было невыносимо. Она едва не умерла от побоев, а отец рассказывал всем, будто на улице на них напали какие-то отморозки – в Гонконге это обычная история. Мама провела в больнице месяц. После того Алекс задумал убить отца.
Однако отец предусмотрел и это. Он заявил:
– Если ты меня убьешь, твоя мать тоже умрет. Я оставил инструкции друзьям. Если со мной что-то случится, она умрет медленной и мучительной смертью.
И Алексу пришлось смириться с тем, что отец будет жить – в обмен на жизнь мамы. Он делал все, что ему велели, и никогда больше не позволял сердцу взять верх над разумом – цена оказалась слишком высока и едва не стоила маме жизни. Точно так же, как и ценой вчерашнего фиаско стала жизнь Лены.
Наверное, он ругался вслух, и тогда чья-то рука – конечно же, Эстеллы! – легко коснулась его руки и ласковый голос произнес:
– Алекс, тебе что-то приснилось.
Он покачал головой, забыв, что любое движение равносильно катанию на безжалостной и бесконечной карусели. Затем морщился и глубоко вдыхал, молясь, чтобы его снова не стошнило на глазах у Эстеллы. Тогда он сохранит хотя бы остатки достоинства.
– Выпей воды, – сказала Эстелла. – Вот. – Она снова приложила к его лбу полотенце, такое прохладное, что он понял, насколько сильно вспотел, а еще ему что-то грезилось. Наверняка во сне наговорил такого, чего ей не стоило слышать.
Когда Алекс приподнял голову, комната вновь бешено завертелась, однако на этот раз успокоилась быстрее.
– Спасибо, – сказал он, сообразив, что нужно хотя бы поблагодарить Эстеллу, несмотря на то что собирался выгнать ее.
И тут она сделала то, что они оба хотели и одновременно не хотели. Она обошла вокруг кровати и села на нее по другую сторону, прислонившись к стене – приличия соблюдены, однако все же рядом.
– Думаю, теперь ты можешь оставить меня одного. – Алекс пытался просить вежливо, а не требовать, как раньше. – Мне лучше.
– Ага. На тебя посмотреть, так ты готов одной рукой перебросить меня с одного конца Франции на другой.
– Почему только Франции? – возразил он более слабым голосом, чем хотелось бы. Может, этот каламбур убедит Эстеллу в том, что ему действительно лучше, хотя это было не так. – Я готов перегнать один из этих кораблей через Атлантику.
– Ты умеешь летать? – фыркнула она.
– Да.
– Есть что-нибудь, чего ты не умеешь?
Она спросила не всерьез, однако Алекс подумал: да ведь есть длинный список того, чего он не умеет. Он не может воскресить Лену. И не смог наладить ее жизнь в том смысле, в котором хотел – в качестве жалкого оправдания за то, что не сумел сделать счастливой маму в последние годы ее жизни. А еще не может протянуть руку и коснуться Эстеллы – не потому, что вертиго не позволяет, а потому, что это действие представляется самым опасным.
