Джо хохотал как сумасшедший, когда я приезжала в шесть утра на грохочущем «ситроене-мехари», тем не менее ему это надоело. То еще зрелище: я выхожу из машины с виноватым видом, с потекшей косметикой, под насмешливым взглядом хозяина, изображающего строгого наставника. И дело было не столько в моем опоздании к началу рабочего дня, сколько в том, что громыхание двигателя могло разбудить гостей. Этот предлог придумали для меня Джо и Маша, но я догадалась, к чему они на самом деле стремились: им хотелось подтолкнуть меня, заставить двигаться вперед. Джо не утерпел и буркнул:
– Не сомневаюсь, однажды ты притащишь сюда какого-нибудь типа, и я предпочитаю, чтобы ты обделывала свои делишки не под моей крышей.
Маша оскорбилась и с притворным возмущением хлопнула его по ладони, я покраснела так густо, как никогда не краснела в жизни… а они предложили мне поселиться в бывшей маслобойне.
Имелась в виду постройка на территории «Дачи», где в период, когда здесь еще была ферма, находились мельница для оливок и маслобойный пресс. Джо с Машей восстановили это строение, чтобы оно не разрушилось со временем. Несколько лет назад бывшая маслобойня была жилым помещением. Мой предшественник уехал вскоре после моего появления и не планировал возвращаться. Я приняла предложение с волнением и смутным страхом: ведь я до некоторой степени уходила из-под их опеки. Маслобойня стояла в сотне метров от основного здания и имела прямой выезд на дорогу. У меня появилась возможность в нерабочее время жить своей жизнью, о которой им ничего не было известно. Как будто я собиралась скрытничать! Вопрос о том, чтобы я доплачивала за свое новое жилье, даже не обсуждался – Джо и Маша не хотели ничего слышать. Я должна была оплачивать только уход за помещением – эта обязанность отошла ко мне, что логично. Вздумай я затеять ремонт или переоборудовать жилье по своему вкусу и для своего удобства, никто бы мне не запретил, при условии, что я это делаю за свой счет и не меняю внешний облик здания. Когда я в первый раз вставила ключ в замочную скважину – вообще-то я впервые в жизни обзавелась собственными ключами, – я почувствовала, что прочнее укоренилась здесь, как будто корни, которых мне недоставало до сих пор, разветвились и ушли чуть глубже в прованскую почву. Я жила на маслобойне, и она постепенно менялась. Вначале я ограничилась обустройством главной комнаты и спальни. Потом в мою жизнь вошел Самюэль. Он долго противился, но в конце концов перенес ко мне свои вещи. Позднее мы отремонтировали две новые комнаты – детскую Александра, потом детскую Роми. Теперь я жила здесь одну неделю из двух в одиночестве, а вторую вместе с обоими детьми, и мне было хорошо. Я была счастлива, можно и так сказать. Маслобойня была моим домом восемнадцать лет, если не считать нескольких месяцев, когда Самюэль пытался заставить меня жить в другом месте. Но об этой части истории я не хотела вспоминать…
В полседьмого я переступила порог «Дачи», оставив большую деревянную дверь открытой. Дом должен наполняться свежим воздухом. Это была привычка, ритуал, которому мы следовали, если позволяла погода. Дверь всегда должна быть открыта для проходящего мимо путешественника. Завтраки подавались в столовой или на террасе у бассейна, но никогда в ресторане Шарля и неизменно готовились на кухне Джо и Маши.
Сегодняшнее утро ничем не отличалось от остальных… Кофе уже варился. Я не удивилась, увидев Машу в темно-синем платье, с безупречным пучком на затылке, суетящуюся у большого деревянного стола.
– Булочник все еще не явился, голубка.
– Что ты тут делаешь? Сегодня тебе надо бы отдохнуть.
Я подошла к ней, стала за спиной, обняла за плечи, а она погладила мои руки.
– Если всю жизнь вставала в полшестого, трудно менять привычку.
Для Маши всегда было делом чести приготовить завтрак для гостей и подносы, которые относили тем, кто завтракал в номере, до десяти утра, занимаясь при этом и всеми остальными делами. Ранние, на рассвете, отъезды, претензии, опоздания работников, букеты цветов, которые нужно расставить по всему отелю, бронирование номеров. Она научила меня с улыбкой переходить от одного дела к другому, независимо от времени суток.
– Ладно, но ты все же будь осторожна.
Она поцеловала меня в щеку и нетерпеливо махнула, отправляя из кухни, чтобы я переговорила с булочником. Уже через пару минут я была в маленьком кабинете, примыкающем к ресепшену, и набросилась на беднягу по телефону. У него были самые лучшие намерения, он полагал, что, «учитывая обстоятельства»… Последние слова были лишними.
– Отель заполнен под завязку! – заорала я. – Так что поторопитесь!
И тут же разозлилась на себя.
– Простите, я не должна была на вас кричать.
– Все нормально, Эрмина, я не в обиде.
Я повесила трубку и помчалась в столовую. Там я нос к носу столкнулась с Амели, женой Шарли, нашим старшим менеджером, занимающейся буквально всем. У нее был тот же настрой, что и у меня. Работать. Вести себя так, будто…
– Привет. – Я обняла ее. – Спасибо, что пришла так рано.
– Ты поспала?
– Достаточно, чтобы продержаться до вечера.
– А это кто такие? – спросила она, указывая на двух молодых ребят, которые расставляли столы.
– Я их наняла на сегодня. Похоже, я была убедительна, раз они явились вовремя!
– Ты все спланировала…
– В последнее время мы немного разболтались, качество обслуживания снизилось. И я не уверена, что наши гости будут снисходительны вечно…
– Ты думаешь?
– Возможно, я преувеличиваю, но… предпочитаю не давать им повода даже заподозрить признаки расхлябанности.
Она нахмурилась, что-то учуяв.
– Что тебя беспокоит, Эрмина?
– Ничего! Все в порядке… правда.
Она слишком хорошо меня знала и потому не поверила ни единому моему слову. Я пошла посмотреть, как там на террасе, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Смерть Джо, когда я беспристрастно оценивала ее с объективной точки зрения, абстрагируясь от нашего горя и нашей всеобщей любви к нему, означала конец целой эпохи. Окончание очередного жизненного цикла «Дачи». Причем весьма важного или даже самого важного. Джо был душой этого курортного места, праздников, отдыха, легкости. Я проработала здесь уже двадцать лет, наблюдая и учась, и я была знакома с гостями отеля, его постоянными клиентами. Они, конечно, приезжали ради красоты пейзажа, качества обслуживания, из любви к здешним местам, климату, комфортной жизни. Но многие из них стремились сюда ради самих хозяев. Чтобы побыть рядом с Джо и Машей, напоминавшими идеальную супружескую пару из какого-нибудь культового кинофильма. Благодаря чутью Джо они первыми открыли гостиницу в этом уголке Франции и сделали все, чтобы гости ее полюбили. И вот теперь эта пара смертельно ранена. Ее больше нет. Продолжат ли наши постоянные клиенты проводить здесь отпуск и длинные выходные? Не будут ли опасаться, что из-за смерти Джо «Дача» утратит то, что их влекло сюда? И этим опасениям вряд ли помешают и наша усердная работа, и их уважение к «нашим боссам» и тому, что они создали. И хотя в последние годы Джо и Маша уже не с таким рвением занимались гостиницей, как раньше, и переложили на меня почти все свои обязанности, тем не менее в восприятии гостей они были вечными. Легендарные хозяева «Дачи» продолжали присутствовать в ней: Джо каждый вечер заходил в ресторан, чтобы угостить клиентов последней рюмкой, у Маши всегда находилось время поболтать с гостями, открыть им двери своей библиотеки, очаровать мужчин, не замечающих ее возраста, к вящему удовольствию мужа, который всегда бросал на нее гордые взгляды собственника. Все это было частью связанных с отелем мифов. И все это прервалось – резко и бесповоротно… До сих пор я никогда об этом не задумывалась, я тоже считала «Дачу», Джо и Машу бессмертными. Вот что стало мне абсолютно ясно, когда я увидела, как искренне, по-дружески ведут себя клиенты, приехавшие отдать последний долг Джо. И я не сумела прогнать мысль о том, что они здесь ради того, чтобы прожить финальный момент своих долгих отношений с этим местом.