– Правда? – с восторгом завопила дочка.
Он ей улыбнулся, на этот раз шире. Она рванулась к нему и обняла за талию. Он обалдел, растерявшись от бурного проявления эмоций Роми – в своем мире Василий вряд ли часто имел дело с детьми. Он неловко положил ладони Роми на плечи.
– Ты продолжишь учить меня русскому, как Маша, раз приехал!
Василий явно был растроган и ошарашен. Он не знал, что Маша учила моих детей своему языку. Я кивнула, подтверждая дочкины слова. Он на секунду прикрыл глаза. Потом взял себя в руки.
– Боюсь, я не такой талантливый, как моя мама, извини…
– Не страшно!
– Как она тебя называла?
– Solnyshko. А как тебя зовут?
– Вася. Но так меня уже давно не называли.
Его голос дрогнул. Пора было вмешаться.
– Все, Роми, отпусти Василия. Ему надо работать. Уроки русского начнутся не сегодня, он пробудет здесь еще несколько дней.
Я усердно избегала встречаться с ним взглядом. Роми нехотя послушалась, и я вздохнула с облегчением. Я взяла за стойкой ключи от дома и дала их Алексу, по-прежнему молчавшему и придирчиво наблюдавшему за незнакомым мужчиной, который так похож на Джо, но при этом не Джо.
– Дети, идите на маслобойню, разложите вещи, а я приду, как только смогу. Отец привез вас раньше, чем мы договорились, и у меня еще не закончился рабочий день, к сожалению.
Сын картинно закатил глаза. Не удивлюсь, если Самюэль накрутил его.
– Эрмина, пойди с ними, – предложил Василий. – Я останусь на ресепшене до прихода смены.
– Нет!
– Я все равно буду работать в кабинете, заодно разберусь, если что… Мне это в удовольствие, честное слово.
Я не хотела от него уходить, наш разговор не закончился, он был озабочен, и мне не нравилось видеть его таким, меня это задевало. Я вдруг осознала это и испугалась. В то же время я мечтала только о том, чтобы побыть с детьми, отдохнуть и обо всем забыть.
– Давай, прошу тебя.
Я сдалась, взяла вещи. Дети ждали меня. Я ненадолго остановилась возле Василия:
– Спасибо, и до завтра.
– Ни о чем не волнуйся, я присмотрю за домом.
У меня тоскливо екнуло сердце. Слово «дом» мучительно больно отозвалось во мне. Я заставила себя улыбнуться Василию и пошла к двери. Роми устроила из нашего ухода полноценный спектакль, повторив много раз по-русски «хорошего вечера», «до завтра» и «спокойной ночи», то есть, похоже, задействовав весь свой репертуар. Мы двинулись к маслобойне. На полпути я остановилась и оглянулась: прислонившись к дверному косяку, Василий внимательно смотрел нам вслед. Он помахал мне, а я в ответ улыбнулась.
Уикенд был горячим. В начале августа, в разгар высокого сезона, невозможно оставить «Дачу» даже ненадолго. Аврал затронул всех, и меня в первую очередь, хотя со мной и были дети. Они к этому привыкли. Если им гарантировались спокойные совместные завтраки и вечера, они мне прощали отсутствие в течение дня. Во всяком случае я разрешала себе в это верить. Я полагалась на их благоразумие, оставляя одних на маслобойне, и они быстро освоили независимость. Правда, ограниченную границами «Дачи», где все их знали и присматривали за ними на расстоянии. Они не были предоставлены самим себе, как та маленькая девочка, какой когда-то была я. Я всегда находилась неподалеку, и они могли найти меня в любой момент. Им позволялось купаться в бассейне, когда там было не слишком много народа и были другие ребята, которые шумели и брызгались. Я бы не допустила, чтобы мои дети мешали отдыхать гостям. Но сейчас главная трудность заключалась в том, что в придачу к управлению отелем я должна была караулить Роми, основным занятием которой было выслеживание Василия по всей территории «Дачи», что стало серьезным испытанием как для моих нервов, так и для нервов ее брата – от него она сбегала так же легко, как от меня. Обычно ее жизнь проходила на участке между маслобойней и бассейном, и я не слишком беспокоилась о ней. Но на этот раз все было по-другому: то она мчалась в одном направлении, то в другом, то носилась по «Даче», проскальзывая между людьми. Стоило мне отвернуться, как она исчезала. Я волновалась, но мне было трудно ее ругать: она стремилась через Василия возвратить себе Джо и Машу. Что же касается самого Василия, то он окончательно обосновался в кабинете, проводил в нем много времени, но при этом участвовал в жизни отеля. Он идеально разбирался в работе на любой позиции, отлично выполнял любые функции и не боялся испачкать руки. А ведь ясно, что он этим не занимался уже давно. Я даже не пыталась отговаривать его. Это было бы пустой тратой времени. Он брался за все, успевая одновременно выполнять свои служебные обязанности в Сингапуре и заниматься родительским отелем, что получалось у него совершенно естественно, словно и не было двадцатилетнего перерыва. Мы пересекались много раз на дню, но нам не удавалось поговорить дольше пары минут. А может, просто он, как и я, делал все возможное, чтобы не возобновлять наш обмен намеками. По крайней мере, с моей стороны так оно и было.
Воскресный день заканчивался, а мне никак не удавалось найти Роми. Василия не было ни в кабинете, ни на террасе, и интуиция подсказала мне, что надо навестить гараж. И точно. Роми сидела на верстаке Джо и щебетала по-русски, а Василий продолжал генеральную уборку. Я несколько минут терпеливо наблюдала за ними. Роми болтала без умолку, он отвечал ей тоже на русском. Роми не всегда улавливала смысл, начинала нервничать, сосредоточивалась, просила повторить, и он все проговаривал помедленнее. В итоге они понимали друг друга. Дочка заметила меня и что-то прокричала по-русски. Ее увлечение сведет меня с ума.
– Роми, я не говорю по-русски!
– Ты здесь столько прожила, пора бы уж получить хоть какое-то представление, – мягко усмехнулся Василий, подходя ко мне.
– Я знаю лишь несколько слов, но это не повод, чтобы моя собственная дочь отчитывала меня по-русски, у всего есть свои границы.
Он расхохотался.
– Она хорошо говорит, – объявил он. – Я потрясен, ей-богу.
– Ты ее осчастливил.
Роми ликовала и влюбленно таращилась на Василия.
– Маша долгое время говорила с ними только по-русски, – сказала я, – пока не убедилась, что они усвоили язык, и только потом стала время от времени переходить с ними на французский.
Его погрустневший взгляд затерялся где-то вдали.
– С моей сестрой и со мной она поступала так же.
До сих пор он ни разу не упоминал сестру, и было видно, что для него это мучительно. Мне захотелось сказать ему какие-то утешительные, ободряющие слова. Но у меня их не нашлось, я слишком мало знала об Эмме. Нас выручило неожиданное появление Алекса. Я переключила внимание на сына, вошедшего в гараж с коробкой. Он шагал весьма решительно и не отводил глаз от Василия. Тот почувствовал, что Алекс пришел к нему, и двинулся навстречу. Алекс поставил свою ношу на пол. Зачем он принес коллекционные машинки? Заглянув в коробку, Василий всплеснул руками. Алекс стиснул зубы, я догадывалась, что у него на душе кошки скребут. Да что с ним такое?
