Порой нарушение возникает и в самой яйцеклетке. При ее попытке избавиться от лишних хромосом, убирая их в пузырек, одна из них может случайно остаться. В других случаях проблема возникает после оплодотворения, когда эмбрион начинает делиться. Или же при делении у клеток не всегда получается поровну распределить свои хромосомы между дочерними клетками. И тогда в одной из них может оказаться избыток хромосом, а в другой – недостаток. При дальнейших делениях дочерние клетки передают эти нарушения своим потомкам.
В биологии это нарушение называется анеуплоидией. Она не обязательно означает, что зародыш обречен. Если в нем присутствуют и нормальные, и аномальные клетки, то аномальные могут перестать расти, а нормальные продолжат развиваться, пока не возобладают в организме. Даже если эмбрион целиком состоит из анеуплоидных клеток, у него все-таки есть шанс на выживание. Все зависит от характера нарушения. Эмбрион с лишней копией 21-й хромосомы может дожить до окончания беременности, тогда родится ребенок с синдромом Дауна. Однако в большинстве случаев анеуплоидные эмбрионы гибнут. Иногда они просто перестают расти. А иногда – не закрепляются в матке и вымываются наружу.
Анеуплоидия – не единственная причина самопроизвольного прерывания беременности. Случается, что женщине не хватает гормонов, чтобы матка нормально подготовилась к приему эмбриона. Подхваченная весьма не ко времени инфекция может создать избыточную нагрузку на материнскую иммунную систему, которая начинает принимать эмбрион и плаценту за врагов и атакует их.
Ученые пытаются оценить, сколько беременностей прерывается естественным путем, и получают чудовищные значения. Согласно одному из исследований, опубликованному в 2016 г., от 10 до 40 % зародышей гибнет, не успев закрепиться в матке. По мнению авторов работы, при включении в расчеты всего периода от зачатия до рождения, эта доля поднимается до 40–60 %. Если бы на уровне государства было принято постановление, что началом жизни следует считать зачатие и что оплодотворенные яйцеклетки обладают правами личности, то пришлось бы признать эти потери поистине катастрофическими для здравоохранения. В мировом масштабе они будут означать ежегодную гибель до 100 млн человек, на фоне которой померкнут смертность от сердечно-сосудистых заболеваний, рака и других основных причин
[68].
Однако это бедствие не становится неотложным приоритетом для противников абортов
[69]. Напротив, некоторые из них сомневаются в этих оценках, предполагая потери завышенными – можно подумать, что, если бы речь шла о десятках миллионов смертей, от этого стало бы легче. Иные утверждают, что причины выкидышей, такие как анеуплоидия, неотвратимы, а значит, эти жизни в любом случае не подлежали спасению
[70]. Но это неверно. Немало исследовательских усилий вложено в работы по сокращению количества выкидышей – и вовсе не потому, что ученые разделяют представление, согласно которому жизнь начинается с зачатия, а потому, что они хотят помочь семьям, которым трудно завести детей. Иногда женщинам, страдающим от постоянных выкидышей, можно повысить шансы на успешные роды, введя гормоны
[71]. Другие ученые исследуют новые способы сохранения плода – от управления иммунной системой матери до редактирования ДНК зародышевых клеток.
Противники абортов при этом противоречат собственным решительным заявлениям алогичными исключениями. В 2019 г. власти штата Алабама выдвинули законопроект, согласно которому проведение абортов приравнивалось к особо тяжким преступлениям. Врачам по этому обвинению грозило до 99 лет тюремного заключения. Однако создатели законопроекта сделали исключение для женщин, которым беременность угрожала серьезными рисками здоровью. Когда законопроект вызвал споры, юридический комитет сената штата Алабама добавил дополнительные исключения для случаев изнасилования и инцеста.
Один из соавторов законопроекта, сенатор Клайд Чемблисс, выступил с возражением. «В случаях изнасилования и инцеста имеет место очень, очень сложная ситуация, связанная с чудовищным поступком, – сказал сенатор журналистам. – Но если мы верим, что жизнь начинается с зачатия, – а я верю, – тогда мы потеряем эту жизнь»
[72].
Но Чемблисс не смог последовать собственному убеждению до его логического завершения. Когда семьи заводят детей с помощью экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), врачи репродуктивных клиник обычно выращивают не один эмбрион, а несколько. Они могут взять одну из клеток эмбриона на исследование ДНК, чтобы проверить его жизнеспособность. Поскольку любая такая клетка на раннем этапе развития способна стать самостоятельным эмбрионом, подобный анализ, по логике Чемблисса, является убийством. Выбрав наилучшие варианты для имплантации, репродуктологи могут заморозить или выбросить остальные. Если аборты недопустимы, потому что эмбрион есть личность, то недопустима и гибель эмбрионов в ходе ЭКО. Неважно, убивают их прямо или косвенно.
Однако во время дебатов по алабамскому законопроекту Чемблисс заявил, что запрет не распространяется на ЭКО. Когда один из соавторов упрекнул его в противоречии, он выдал непостижимый ответ.
«Яйцеклетка в лаборатории не считается, – заявил он. – Она же не в женщине. Беременности нет».
После этого законодательное собрание штата Алабама отклонило поправку, разрешающую аборт в случае изнасилования и инцеста. Губернатор утвердила
[73] законопроект.
_______
Мало того что ЭКО усложнило вопрос о начале жизни, так ведь перепрограммирование клеток сулит ныне усложнить его еще сильнее. Если правильно подобрать химическую стимуляцию, перепрограммированная клетка
[74] способна развиться в зародыш. Ученые уже превращают клетки кожи взрослых мышей в мышиные эмбрионы, которые могут стать мышатами. Возможно, вскоре подобное будет осуществимо и для людей. Когда это произойдет, триллионы клеток в организме каждого из нас обретут потенциал стать человеком. По логике движения за права личности всем им понадобится их даровать. Пыль в наших домах состоит в значительной степени из мертвых клеток кожи, которые ежедневно отшелушиваются у нас миллионами. Неужели каждая из них – загубленная потенциальная жизнь?
Все эти осложнения не означают, что мы можем забыть о нравственных обязательствах перед собратьями-людьми. Суть в том, что не существует легкого способа очертить их. И по мере усложнения органоидов нам станет всё труднее решать, в чем же состоит нравственный долг по отношению к ним. Да, нынешние органоиды мозга живые и да, человеческие, но они не способны переживать жизненный опыт, как люди. Это переживание связано с холдейновским определением ощущения быть живым. Вполне можно допустить, что у более крупного и сложного органоида появятся сложные ритмы мозговой активности или даже способность к обучению. Возможно, он обретет даже начатки ощущения жизни.
