С любовью, Чич
P. S. Когда тошнит, надо полежать с холодным компрессом на лбу.
22 ноября 1942
Дорогая Чич,
Пришли мне ту песню.
С любовью, Саверио
P. S. Если я стану так делать, ребята с этой лоханки превратят меня в отбивную.
Скрестив руки на груди, Чичи стояла у пульта в студии звукозаписи Маччо в Санта-Монике. Она критически глядела на собственноручно записанные ноты, то стирая фразу из песни, то добавляя паузу в проигрыш. В стеклянное окно кабинки было видно, как Шейла, Энни, Кристина и Дебора надели наушники и наклонились к микрофону, чтобы проверить громкость.
– Идете? – спросил инженер звукозаписи.
– Ага. Начнем сначала.
Чичи присоединилась к девушкам в кабинке и уселась за пианино.
В этот день в студии все напоминало ей об отце, и она никак не могла избавиться от окутывавшей ее грусти. Так случалось иногда – волна скорби накрывала ее с головой, когда она меньше всего этого ожидала. Обычно ей удавалось воспарить над своей печалью, как будто наблюдая за собой в полете над давними воспоминаниями, но в те дни, когда ей требовался отцовский совет, она снова и снова понимала, как сильно ей его не хватает.
– Поехали, девочки. Давайте доделаем припев. – Чичи натянула наушники, поправила микрофон и сыграла на пианино мелодию. Бархатные голоса квартета переплелись в гладком четырехголосном изложении:
Мечтай о ней,
Мечтай, мечтай о ней,
Она ведь ждет,
Мечтай, мечтай о ней.
Инженер проиграл запись, и девушки склонили головы, сосредоточенно прислушиваясь. Кристина, высокая брюнетка, уставилась в пол, изо всех сил сдерживая слезы. Дебора грызла ноготь, чтобы отвлечься, а Энни выудила из сумочки носовой платок.
– Вы как, девочки? – спросила Шейла. – Лично я совершенно расклеилась. – Она вытерла слезы рукавом. – Елки-палки. Ненавижу баллады.
У Кристины брат воевал в Бирме, муж Деборы – в Италии, отец Шейлы был на подлодке, а парень Энни проходил военную подготовку в Джорджии. Эта песня слишком уж близко касалась их всех.
– После первой фразы помеха, – сказала Чичи, вытирая глаза. – Давайте перепишем.
Тони работал в дизельном отсеке подводной лодки, подкручивая предохранительные болты при помощи гаечного ключа. Эта операция напомнила ему о годах, проведенных на заводе «Ривер Руж».
– Тебе письмо, Арма.
– Спасибо. – Тони взял пакет, сел и распечатал его.
Поздравляю с Днем благодарения!
26 ноября 1942
Дорогой Саверио,
Надеюсь, на твоей лоханке найдется проигрыватель. Да здравствует президент Рузвельт!
С любовью, Чич
Тони пробирался по извилистым туннелям субмарины, бережно сжимая в руке пластинку на 78 оборотов. Он забрался в радиорубку по короткой лестнице, держась за нее свободной рукой. Барни Гилли, рядовой матрос из Биг-Стоун-Гэпа, штат Виргиния, отстукивал морзянку. Тони подождал, пока тот освободится.
– Ты бы мог это для меня проиграть, Барн? – спросил Тони.
– Почему бы и нет.
Барни снял с полки проигрыватель и вручил Тони наушники, которые тот немедленно надел, затем осторожно положил пластинку на проигрыватель и опустил иглу. Тони прикрыл глаза и сосредоточился.
Заметив выражение на лице Тони, Барни решил тоже послушать и подключил свои наушники.
Лишь океан – и мысли о тебе,
Лишь океан – один я на войне.
Твои глаза, и локоны, и губы…
А здесь лишь пена волн, побудки, трубы…
Мечтай о ней…
Мечтай, мечтай о ней.
Она ведь ждет —
Мечтай, мечтай о ней.
На берегу – ни новостей, ни хлеба,
Лишь танцы до утра под патефон.
Я напишу ему, что не забыла,
В далекий синий пенный океан.
Мечтай о ней…
Мечтай, мечтай о ней.
Она ведь ждет —
Мечтай, мечтай о ней.
Тони приподнял наушник.
– Еще раз? – попросил он.
– О да! – Барни опустил иглу. – Отличная мелодия.
Тони и Барни прикрыли глаза и снова прослушали песню.
5 декабря 1942
Дорогая Чич,
Песня просто великолепная. Мне даже снова захотелось петь. На рождественской неделе я буду в Сан-Диего. Можешь приехать повидаться со мной? Это не просьба, а приказ.
С любовью, Саверио
12 декабря 1942
Дорогой Саверио,
Вот телефон отеля, где мы остановились: SAN-7866. Он называется «Вилла маркиза». Да, мой милый старый друг, было бы здорово с тобой повидаться.
С любовью, Чич
P. S. Как насчет немного спеть? Мы с несколькими девушками выступаем в «Голливудской столовой». Можем возродить наши старые номера. Ребятам это понравится. Да и девушкам тоже.
Тони распечатал письмо Чичи, лежа в своей подвесной койке. Он прочел его, вернул в конверт, отложил, после чего, сцепив руки за головой, уставился на серый металлический потолок – жестяная оболочка, испещренная цепочками гвоздевых шляпок.
Потом взял конверт, вынул письмо и перечитал его. Старый друг, написала она. Тони поразмышлял над этими словами. Подобное описание в устах Чичи не выглядело особо многообещающим. Может, у нее все серьезно с этим Ламаркой. Может, в «Голливудской столовой» ему, Тони, дадут отставку. Может, парень, о котором она мечтает, вовсе не он. В океане ведь видимо-невидимо славных ребят из американского военного флота. Вот поворот-то будет, да еще и после всей этой военной заварушки. Типичное для Тони Армы невезение.
7
Рождество 1942 года
Crescendo
[67]
Чичи закопалась под одеяло в своей кровати в номере отеля «Вилла маркиза». Окна она оставила открытыми, чтобы впустить свежий океанский бриз с побережья Сан-Диего, – запах морской воды напоминал ей о доме. Она крепко спала и ей как раз снился Си-Айл, когда ее разбудил настойчивый стук в дверь.
Перед ней стояла в дверном проеме Викки Флеминг – лиловый атласный пеньюар, домашние туфли, на волосах сетка, на лице слой кольдкрема, которому оставался еще добрый час работы, прежде чем полностью впитаться в ее кожу.
