– Столько, сколько велит мистер Годфри, – заверила Чичи.
В клубе притушили свет, и теперь в темноте посверкивали, как светлячки, лишь кончики зажженных сигарет. В этой темноте музыканты и вышли на сцену. Вскоре на эстраде затеплился золотистый отблеск. Круг света медленно расплывался, и вот уже все видели блестящую латунь в руках Сая Оливера. Он почтительно поднес трубу к губам и выдул невероятно щемящую душу ноту. Восторженные возгласы зрителей почти заглушили этот великолепный звук.
Сай оказался элегантным мужчиной с безупречными ногтями и лощеными манерами. У него была кожа цвета бронзы и модные тоненькие усики. Его костюм, сшитый на заказ из шерстяной материи густого шоколадного цвета с самой Сэвил-роу
[47], был прошит тоненькой серебристой нитью, что придавало ткани налет старины, как следы кисти на картинах эпохи Возрождения.
Музыканты принялись наяривать. Это был квартет, составленный из любимых оркестрантов Сая: скрипка, саксофон, пианино и ударные. Маэстро подал знак, лучшие инструментальщики «Коттон-Клаба»
[48] запустили «Окраинный блюз» и так раскочегарили публику, что сидевшие за столиками люди стали один за другим подниматься и танцевать, несмотря на тесноту. Клуб был невелик, но звук оказался громкий – Чичи даже подумала, не слышно ли исполнителей на улице. Труба Сая Оливера звучала ликующе, особенно для Чичи. Как-никак именно он вместе с другими чернокожими исполнителями некогда изобрел свинг, а теперь все хотели его исполнять, в том числе она сама, итальяночка с побережья. Пусть Пол Годфри и не предложил ей контракт – она верила, что принадлежит к этому миру. Сейчас было самое время начинать. Лучше музыка уже не станет. Чичи погрузилась в мелодию и почувствовала, как музыка укрепляет ее душу и заново зажигает ее решимость.
Чичи взяла Тони под руку на пути к кафе-автомату, где они должны были встретиться с Ли Боумэн.
– Там было… совсем как в церкви, – восхищенно проронила она.
– Ты права, вышло очень воодушевляюще.
– Спасибо, что сводил меня на концерт.
– С тобой приятно сходить куда угодно, Чичи.
– Верю на слово, уж ты-то на этих делах собаку съел.
– Подкалываешь?
– Вовсе нет. Я ценю мудрость и опыт во всех сферах жизни. Наверное, будь у меня брат, я бы больше знала об окружающем мире. – Чичи шутливо подтолкнула его локтем: – А ведь ты бы вполне мог быть моим братом. Хотя, конечно, в таком случае мы бы считали, что мне достался более удачный нос.
– Если вот это и есть отношения с сестрой, тогда спасибо, не надо, – поддразнил он, открывая перед ней дверь.
Ли помахала им из-за своего столика.
– Ну, как концерт? – спросила она.
– Великолепно, – ответила Чичи, снимая пальто и перчатки и усаживаясь рядом с Ли.
– Вот бы все бросить и просто ездить за Саем Оливером по всей стране, – посетовал Тони и тоже сел.
– Сай итальянцев не нанимает, – напомнила ему Ли.
– Да и у меня самого контракт с Полом Годфри, – уныло заключил Тони.
– А вот об этом я как раз хотела с тобой поговорить, Тони. Пол готов тебя отпустить, – мягко сказала Ли.
– Он расторгает договор? – удивился Тони. – Вот так нахальство!
– Мистер Годфри готовит театрализованное представление. Больше никаких соло перед микрофоном. Вместо танцевального оркестра – музыкальное шоу. Говорит, танцевальных нынче развелось слишком много и надо как-то выделиться среди них. Возможно, займется бурлеском и тому подобным.
– Да ты шутишь! – Тони выпрямился на стуле. – Обычно исполнители стремятся сбежать от братьев Мински
[49], а не скатиться обратно в этом направлении.
– Ну а теперь они сами к ним бегут. Это называется быстрые деньги. Кстати, с десяти часов утра в понедельник я официально перестану работать на Годфри и перейду на другую службу.
– Ли, неужели ты уволилась из солидарности со мной? – пошутил Тони. – Тогда позволь мне первым тебя поблагодарить.
– Ты будешь рад моему решению. У меня потрясающая новая работа. Теперь я музыкальный импресарио в агентстве Уильяма Морриса. А значит, мне требуются клиенты, и я предлагаю контракт вам.
– Контракт – нам? – не поняла Чичи.
– Контракт – вам. Тони дал мне пластинку со «Скалкой моей мамаши», и я считаю, что это готовый шлягер. И слова забавные, и мелодия отличная. У нее есть все шансы хорошо продаваться. Но одной песни недостаточно. Вам нужно придумать себе амплуа.
– Какого рода амплуа? – спросила Чичи.
– Решите, кто вы такие – друзья, которые нравятся друг другу? Пара, которая прикидывается влюбленной, но постоянно ссорится? Просто кузены, которые выступают вместе? Решите, кем вы хотите быть, а я позабочусь об остальном.
– Без обид, но мне нравится петь соло, – сказал Тони.
– И можешь продолжать это делать. Ты, Тони, останешься солистом и будешь петь один, но когда на сцену выходят парень с девушкой и представляют подготовленный номер, все это продается куда лучше. Нынче всем хочется видеть пары. В клубах их ангажируют на ура, и оркестры тоже не прочь поживиться за счет моды на них. Состав пары не имеет значения – двое комиков, которые умеют петь, две женщины, изображающие сестер-певичек, мужчина и женщина – замужняя пара, поющая о своей совместной жизни, – что хотите. Придумайте сами. Да хоть братом и сестрой прикиньтесь, мне все равно. Чичи может сочинять песни и играть на пианино, а ты будешь петь. Или пишите песни вместе. Ты же всегда жаловался на материал, Тони, мол, тебе никогда не перепадают хорошие песни, вот и сядьте вместе, сочините себе материал сами и поглядите, как пойдет. А я позабочусь, чтобы ваши песни попали к кому надо. Как вышло со «Скалкой моей мамаши».
– То есть? – Чичи широко распахнула глаза.
– Я прошлась по радиостанциям. Одна или другая наверняка пустят в эфир эту запись.
– Программа Годфри тебя вообще больше не интересует, что ли? – удивился Тони.
– Не особо. С популярной пластинкой мне удастся выбить для вас больше денег.
– Вечно дело в пластинке.
– Увы, так и есть. Как-то так выходит, что девушки, с которыми ты поешь, без тебя становятся куда успешнее, Тони, – а это кое о чем говорит. Тебе необходимо амплуа. И имеет смысл подготовить ровно то, что требуется публике. Продавать, что готовы купить.
