Но пожалуй, гораздо важнее то, что он очень осторожен. Осторожен и терпелив. Прибить свой флажок к мачте — это все равно что в открытую заявить о своих намерениях. А Брендан Браун отлично знает: как раз этого делать не следует. Он вообще очень ценит всяческий камуфляж. Именно поэтому ему и удалось прожить так долго. Он растворялся где-то на заднем плане, позволяя другим сиять и сверкать в центре или у рампы, а сам тем временем отступал в сторонку и смотрел, как его противники сами себя уничтожают…
Сунь Цзы
[45]
писал в трактате «Искусство войны»: «Все ведение боя основано на обмане». Ну если наш мальчик что-то и умеет, так это обманывать и сбивать с толку.
«Когда мы способны пойти в атаку, — пишет Сунь Цзы, — противнику должно казаться, что мы на это неспособны. Максимально используя свои силы, мы должны казаться слабыми и пассивными; находясь совсем близко от врага, мы должны заставить его поверить, что мы еще очень далеко; а когда мы находимся очень далеко, он должен быть уверен, что мы уже рядом».
Брендан тщательно выбирал подходящий момент. Импульсивность никогда не была ему свойственна. В отличие от Найджела, который сначала действовал, а уж потом обдумывал свои поступки (если ему вообще приходило в голову задуматься); Найджел моментально отвечал на столь очевидные провокации, что даже ребенок, наверное, сумел бы заставить его плясать под свою дудку…
«Если ваш противник обладает холерическим темпераментом, постарайтесь сначала его раззадорить».
Легче легкого, если речь идет о Найджеле. Уместно ввернутого слова вполне достаточно. В данном случае это приводит к насилию, к цепной реакции, которую никому не под силу остановить и которая завершается смертью того брата, что в голубом, и арестом того, что в черном. А негодяй Брендан освобождается от них обоих, но перед законом остается чист, как нетронутый снег…
Объект первый: толстая тетрадь в черном молескиновом переплете.
Объект второй: несколько фотографий Найджела, его черного брата, сделанные в те моменты, когда Найджел кувыркался с Трицией Голдблюм, она же миссис Электрик. Некоторые из этих фотографии, надо заметить, весьма интимного свойства; снимки сделаны с помощью телевика из дальнего угла сада упомянутой дамы и проявлены тайком в темной комнате, и об этом никто не знает, даже мать…
Соединим два объекта вместе, подобно азоту и глицерину, и тогда…
Бабах!
На самом деле это оказалось даже слишком легко. Люди ведь так предсказуемы. А Найджел особенно — с его вечно мрачным настроением и яростным темпераментом. Благодаря «обратному эффекту ореола» (Найджел всегда ненавидел Бена) нашему герою пришлось сделать всего одно усилие: должным образом завести Найджела и направить его куда нужно — остальное было предрешено. Мимоходом шепнуть на ухо несколько слов — предположение, что Бен шпионит за ним, — и упомянуть о тайнике, где были заботливо припасены соответствующие улики (дневник Найджела, который Брендан засунул Бену под матрас). Затем просто убраться подальше от театра военных действий, чтобы не стать свидетелем такого мрачного дела, как убийство.
Бен все отрицал. Это и стало его фатальной ошибкой. Брендану по опыту было известно, что единственный способ избежать серьезных увечий — это немедленно признаться в преступлении, даже если ты невиновен. Он очень рано постиг эту премудрость — тем самым, правда, заслужив себе весьма удобную репутацию безнадежного лжеца, поскольку брал на себя вину за то, к чему не имел ни малейшего отношения, за что даже никакой ответственности нести не мог. В общем, на подробные объяснения Бену попросту не хватило времени. Первым же ударом Найджел раскроил ему череп. После чего… ну, достаточно сказать, что у Бена не было ни малейшего шанса на спасение.
Наш герой при этом не присутствовал. Подобно волшебному коту Макавити,
[46]
он в совершенстве овладел сложным умением уходить от любых неприятностей. Первой Бена обнаружила мать; она вызвала полицию и «скорую помощь», а потом дежурила в больнице, но ни разу так и не заплакала, даже когда ей сообщили, что травмы, полученные ее сыном, несовместимы с жизнью и Бенджамин уже не очнется…
Макавити — волшебный кот. У нас его зовут
Незримой Лапой, потому что он великий плут.
В тупик он ставит Скотленд-Ярд, любой патруль, пикет…
Где был он миг тому назад — его и духу нет!
[47]
В общем, это назвали убийством.
Интересное слово — manslaughter. Звучит как man's laughter.
[48]
И оба выражения окрашены в одинаковые оттенки синего, точнее, голубого, словно молния, и у обоих запах шалфея и фиалок. Теперь и он, как Бен, тоже видит слова в цвете. В конце концов, он ведь занял его место. И отныне все — дар Бена, его будущее и его цвета — принадлежит ему, Брендану.
Правда, некоторое время он к этому приспосабливался. Сначала его целыми днями тошнило. Собственный живот казался ему какой-то бездонной ямой, а голова болела так, словно он вот-вот умрет. Он понимал, конечно, что в известной степени заслужил это. Но с другой стороны, часть его «я» злорадно ухмылялась, затаившись глубоко внутри. Это напоминало трюк злого волшебника. Брендан ни в каком преступлении повинен не был и все же втайне был виновен в убийстве.
Но и теперь ему чего-то не хватает. Насилие по-прежнему ему недоступно, что несколько нечестно, учитывая степень его гнева. Без ядовитого дара зеркальной синестезии все было бы возможно. Мыслит он ясно и объективно. У него нет совести, которая тревожила бы его. Самое страшное таится в его мыслях — стоит глазом моргнуть, и он воплотит их в жизнь. Но тело отказывается ему повиноваться. И лишь в своих придуманных историях он действует поистине безнаказанно. Только в них он по-настоящему свободен. В жизни же за это сладостное ощущение победы ему всегда приходится расплачиваться — тошнотой и жестокими страданиями; недаром ведь и за дурные мысли приходится платить сполна…
Мать по-прежнему держит наготове кусок электрического провода. Теперь, конечно, она не пользуется им. Предпочитает действовать кулаками, зная, что сын никогда не даст сдачи. Но он мечтает об этом куске электропровода и о тех фарфоровых собачках, которые так тоскливо пялятся на него со своей стеклянной полки. Провод можно аккуратно обвить вокруг ее шеи раз шесть или семь, после чего придет очередь и стеклянной полки с фарфоровыми собачками, и уж у них-то, черт бы их побрал, не будет ни малейшего шанса уцелеть…
