JennyTricks: (сообщение удалено).
JennyTricks: (сообщение удалено).
JennyTricks: (сообщение удалено).
blueeyedboy: Ого! Ну спасибо вам!..
2
ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY
Время: 17.39, понедельник, 28 января
Статус: ограниченный
Настроение: сама добродетель
Музыка: Dire Straits, Brothers in Arms
Мой брат погиб всего минуту назад, но печальная новость уже достигла моего веб-журнала. Это к вопросу о том, как мало времени нужно на распространение всевозможных сплетен и слухов: шесть или семь секунд — снять случившееся на мобильный телефон, секунд сорок пять, чтобы загрузить ролик на YouTube, десять — послать ссылку всем френдам и написать им в Твиттере: «13.06. OMG!
[2]
Только что видел ужасную автомобильную аварию!» — и в мой журнал и на электронную почту градом посыплются сообщения в духе «ах-боже-мой».
Соболезнования вполне можете опустить. Мы с Найджелом ненавидели друг друга практически с рождения, и ни один из его поступков, включая даже гибель, нисколько не улучшил моего к нему отношения. Однако он действительно был моим братом, а потому проявите чуточку деликатности. Да и мама наверняка очень огорчена, хоть Найджел и не являлся ее любимчиком. Все-таки раньше у нее было три сына, а теперь — только один. То есть я. Искренне ваш, Голубоглазый, который вскоре и вовсе останется в полном одиночестве…
Полиция не спешила, как обычно. Сорок минут от двери к двери. Мама была внизу, готовила ланч: бараньи ребрышки с картофельным пюре и сладкий пирог на десерт. Несколько месяцев я почти не прикасался к еде, а тут вдруг почувствовал зверский аппетит. Судя по всему, настоящий голод у меня может вызвать только смерть близкого родственника.
Из своей комнаты я видел и слышал все: полицейская машина, звонок в дверь, голоса, пронзительный вскрик, какой-то грохот в холле — наверное, отлетел и ударился о стену столик для телефона, когда мать, хватаясь за воздух вытянутыми руками, упала и ее с двух сторон подхватили два офицера. Затем по всему дому распространился запах горящего жира — видимо, горели бараньи ребрышки, которые она так и оставила на гриле, когда пошла открывать…
Я воспринял это как сигнал: пора уносить ноги. Или на крайний случай прибегнуть к спасительной музыке. Я надеялся, что смогу оставить в ухе хотя бы один наушник айпода. Мама так привыкла, что в ушах у меня вечно торчат эти крошечные штуки, что, скорее всего, даже ничего не заметила бы. Но полицейские — совсем другое дело, а в тот момент мне меньше всего хотелось обвинений в бесчувственности.
— О, Би-Би, как это ужасно…
Моя мать всегда немножко играет; то была роль королевы из какой-то трагедии. Черты лица искажены, глаза широко распахнуты, разинутый рот перекошен — она более всего напоминала маску Медузы. Вытянув ко мне руки, словно надеясь утащить меня вниз, она вцепилась мне в спину пальцами, точно когтями, и стала завывать мне прямо в правое ухо, теперь совершенно беззащитное, поскольку наушник я вынул, пятная слезами, подкрашенными синей тушью, чистый воротник моей рубашки. Я уже говорил, что ненавижу всяческий беспорядок, а потому попытался отстраниться со словами:
— Ма, пожалуйста!..
Женщина-полицейский (если полицейских двое или больше, то среди них всегда есть как минимум одна женщина) приняла огонь на себя и стала ее успокаивать. Мужчина-полицейский, человек пожилой, устало посмотрел на меня и терпеливо произнес:
— Мистер Уинтер, имело место ДТП. Несчастный случай.
— Найджел? — догадался я.
— Боюсь, что да.
Мысленно я сосчитал до десяти, повторяя гитарную интродукцию Марка Нопфлера к песне «Brothers in Arms». Я сознавал, что за мной внимательно наблюдают, и не мог позволить себе ни одного неверного шага. А музыка помогает воспринимать действительность как-то легче, снимает нежелательные всплески эмоций; мне она, во всяком случае, позволяет вести себя если не совсем нормально, то, по крайней мере, в соответствии с ожиданиями окружающих.
— Почему-то я так и подумал, — ответил я после долгого молчания. — У меня было некое странное чувство…
Полицейский кивнул, словно понимая, что я имею в виду. Мать продолжала в своем обычном духе — то вещала театрально-высокопарным тоном, то выкрикивала проклятия. А у меня крутилась одна мысль: «Ма, ты явно перегибаешь палку». Они ведь с Найджелом не были близки. Тот вообще напоминал бомбу с часовым механизмом: рано или поздно что-то подобное должно было случиться. В наши дни автомобильные аварии — дело, что называется, самое обычное, этакая трагическая неизбежность. Полоска льда на проезжей части, уличная пробка — почти идеальное преступление, о подозрениях не может быть и речи. У меня даже был порыв заплакать, но я решил воздержаться. Вместо этого просто сел, хотя и весьма неуверенно, и уронил голову на руки. Голова и впрямь болела. Головные боли преследуют меня всю жизнь, с особой жестокостью проявляясь в стрессовых ситуациях. Ничего, Голубоглазый, считай, что это просто художественный вымысел, запись в твоем веб-журнале.
И снова в поисках утешения я стал перебирать в памяти подборку своих любимых музыкальных произведений; вот у Нопфлера вступили ударные, мягко создавая фон гитарному рифу, они звучат почти лениво, без всякого нажима и словно без малейших усилий. Хотя, конечно, усилия там необходимы. Нет ничего более точного, чем ритм барабанов. У Нопфлера удивительные пальцы — длинные, на концах будто расплющенные, они словно созданы для игры на гитаре, прямо-таки предназначены для гитарного грифа, для этих струн. Может, он и не выбрал бы гитару, если б родился с другими руками? Или все же попробовал бы освоить ее, даже понимая, что так навсегда и останется второсортным исполнителем?
— Найджел был в машине один?
— Что, мэм? — уточнил пожилой полицейский, тут же повернувшись к моей матери.
— Разве там не было… девушки? С ним… вместе? — осведомилась она с тем особым презрением, какое неизменно выказывала, говоря о подругах Найджела.
Полицейский покачал головой.
— Нет, мэм.
— Мой сын никогда не проявлял беспечности за рулем, — заявила она, еще сильнее впившись пальцами мне в плечо. — Он отлично водил машину.
Что ж, это всего лишь доказывает, как плохо она его изучила. Найджел привносил в вождение автомобилем ту же сдержанность и коварство, что и в отношения с людьми. Уж мне ли этого не знать, у меня на руках до сих пор остались свидетельства. Впрочем, теперь он мертв, а значит, превратился для моей матери в образец добродетели. По-моему, это не очень-то справедливо, не правда ли? После всего, что я сделал для нее.
— Я приготовлю тебе чай, мама.
