— Ложь, — прошипел он. — Ты чем-то занималась. Я же говорил Мору, что тебе не место в его доме.
— Я ничего не сделала, — запротестовала я.
— Зачем тебе этот сапог?
Чёрт.
— Оружие, — сказала я ему, приподняв подбородок и напустив на себя уверенности.
— Очередная ложь, — заклокотал он. — Ты ничем не отличаешься от своего отца, который всё время пытался добраться до наших секретов, а Туони слишком тебе доверяет, он слишком мягок с тобой. Он совершил так много ошибок, даруя жизнь тем, кто должен был умереть. Людям вроде твоего отца, которые пытаются нарушить естественный порядок вещей. Туони сам навлёк на себя эту расплату. Если бы у меня всё ещё была его сила, я бы сотворил с тобой такие вещи, которые слишком страшно описывать. Но тот факт, что я больше не могу управлять этими землями, не означает, что я не могу сделать то, что я делаю лучше всего.
От его последних слов кровь застыла у меня в жилах.
— Пришло время покончить с правлением Туони. Древние боги позаботятся об этом. Нас тут таких много… тех, кто сделает всё возможное, чтобы Город смерти пал. И тогда я получу назад ту роль, которая всегда была моей. Ну а ты к тому времени давно уже будешь мертва.
Я раскрыла рот, чтобы закричать, но он накрыл его своей костлявой рукой, смердящей разложением, и я чуть не задохнулась. Я попыталась собрать все свои силы, чтобы начать сопротивляться, но он словно высосал из меня все соки.
— Ты знаешь, кто я такой? — прохрипел Сурма. — Я был тем, кто убивает. Я был Душегубцем. Все меня боялись. Плесень моего разлагающегося тела сводила людей с ума ещё до того, как они умирали. Мне следует сделать то же самое с тобой, или же я могу сделать твою смерть такой болезненной, какой ты не можешь её даже вообразить. Твоё место не в этом мире, девочка. Твоё место в Обливионе. Посмотрим, будет ли Мор скучать по тебе, если ты исчезнешь.
Неожиданно мой нос наполнился тёплым запахом морской соли и дыма.
— Это твоё место в Обливионе, — прорычал голос Мора в темноте. — Отпусти её, Сурма.
Слава Богу. А в особенности, этому Богу.
— Ты знаешь, что она делала? Рыскала здесь в ночи.
— Она вольна ходить, где пожелает, — сказал Мор, и хотя я не могла его видеть, я почувствовала, что он подошёл ближе, и моей коже захотелось близости с его кожей.
— Я всего лишь делал то, что тебе следовало сделать с самого начала, — сказал ему Сурма, не сводя с меня своих пустых глазниц. — Тебе не следовало заключать эту сделку. Тебе следовало убить их обоих. Так поступает настоящий Бог смерти. Ты позоришь эту должность, Туони. И ты это знаешь.
— Отпусти её, — сказал Мор угрожающе спокойным голосом. — Я не стану повторять дважды.
— Или что? — сказал Сурма, ещё сильнее прижав свою руку к моему рту.
Я вскрикнула, и попыталась высвободиться.
— Ты ненавидишь, когда что-то попадает в Обливион. Это делает тебя слабым. Ты слабый. Ты мягкотелый и бесхребетный.
— Разве? — поинтересовался Мор, и в мгновение ока снял свою перчатку, обнажив руку.
Серебряные линии засияли в лунном свете.
— Ты можешь называть меня мягкотелым и бесхребетным, но я всегда держу своё слово. И я дал слово, что Ханна принадлежит мне. Не тебе, ни в коем случае. И так оно и останется.
Прежде чем Сурма успел что-либо сказать, Мор протянул руку и схватил Сурму за горло. Он раскрошил кости его шеи в белую пыль, и Сурма с ужасным криком рухнул на пол. Предо мной предстало ужасное зрелище. Все его кости были стерты в порошок, и оттуда начала вытекать чёрная жидкость, гной и пыль. Его смерть оказалась такой болезненной, что я почувствовала её всем своим нутром.
Я как будто сама сейчас умирала.
Моё тело наводнил страх, а в кровь ударил адреналин, который приказал мне бежать от того, кто только что убил на моих глазах. Было не важно, что я знала Мора. Я стала свидетелем тому, что у Мора получалось делать лучше всего, и моя душа не могла этого вынести.
Я развернулась и побежала в свою комнату, резко распахнув дверь. Я пыталась обрести там покой, вырваться из всего этого сумасшествия.
Мне не удалось уйти далеко.
— Что ты делала так поздно? — прорычал Мор, войдя за мной следом и надев перчатку обратно на руку.
Я успела добежать до середины комнаты, прежде чем он схватил меня за руку и притянул к себе.
— Ты знаешь, что никому не можешь здесь доверять. Зачем ставить себя в подобную ситуацию? Что если бы я не появился и не защитил тебя?
Я затрясла головой, готовая разрыдаться.
— Прости, прости.
Мне хотелось убежать от него и одновременно броситься к нему.
— Никогда так больше не делай, — сказал он, почти рявкнув. — Я сказал тебе, что ты моя… я не хочу отправлять в Обливион каждого, кто попытается что-то сделать с тобой, даже если они этого заслуживают.
— Прекрати говорить, что я твоя, я не твоя! — закричала я, когда адреналин превратил мой страх в гнев.
Я устала чувствовать себя собственностью, словно у меня не было ни души, ни чувств, словно я не была человеком со своими собственными планами.
— Ты моя! — прорычал он, и ещё сильнее меня сжал. — Ты согласилась на это! Это было частью сделки. Ты моя, Ханна, и ты останешься моей до скончания веков, нравится тебе это или нет!
— Значит, мне это не нравится, и никогда не понравится, — съязвила я, пытаясь высвободиться из его хватки.
Это было бесполезно.
— Ты лжешь, — прорычал он и резко притянул меня ещё ближе, прижав меня к своей груди.
Он положил руку мне на спину, удерживая на месте.
— Тебе нравится, когда я нахожусь глубоко внутри тебя, ты очень любишь, когда я заставляю тебя кончать. Тебе меня мало, и ты это знаешь. Именно это тебя и злит, потому что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.
— Едва ли ты меня хочешь, — сказала я, почувствовав себя более уязвимо, чем следовало. — Ты даже не показываешь мне своего лица. Ты трахаешь меня в темноте, сзади, а в остальное время носишь маску. Ты держишься от меня подальше, насколько это возможно. Я думаю… — я сделала глубокий вдох носом. — Я думаю, что я заслуживаю большего.
Он уставился на меня сквозь свою маску в форме черепа. Она была красной, с дьявольскими рожками и была сделана из какого-то камня, который, я уверена, можно было найти только здесь.
— Ты точно этого хочешь? — сказал он, и его хриплый голос понизился почти до шепота. — Увидеть меня? Это тебя порадует?
Мои брови приподнялись.
— А ты вообще хочешь меня порадовать?
Я услышала, как он сглотнул и облизал губы.
— Да, — сказал он, наконец.
