Второй случай имел место в Нарве. Комиссии были доставлены чистые листы бумаги с удостоверением несуществующей на них собственноручной подписи, печатью и подписями командира Авиационной базы корнета Блау и делопроизводителя последней Силина, а также и ряд удостоверений и аттестатов за теми же подписями.
По собранным сведениям подпись Силина была подложна, аттестаты же и прочие документы фабриковались с целью получения расчета за лиц, ушедших еще в январе в Советскую Россию. Это дело также передано местным судебным властям.
Организация выдачи путевого пособия в общих чертах страдала этими же дефектами, что и расчетная операция. Дело, однако, еще осложнялось постоянным изменением условий выдачи путевых. Сперва для получения их требовалось представление визы, затем по одному частному случаю было признано достаточным удостоверения прямого начальника, что данное лицо следует действительно одиночным порядком на какой-нибудь из белых фронтов, наконец, путевые стали выдавать всем, кто по спискам, составлявшимся в конце января, был занесен в первую или вторую категорию (идущих на Северный или Южный фронт). Для лиц, этим условиям не удовлетворявшим, допускалось представление доказательств, по каким уважительным причинам они в списки по категории не попали, – словом, фактически все свелось к полному произволу лица, выдающего пособия. При этих условиях, естественно, могло быть много неправильных выдач, учесть которые полностью едва ли возможно, даже при расследовании каждого отдельного случая особо. Вследствие такой постановки дела и слабой проверки представляемых сведений могло иметь место со стороны людей недобросовестных много злоупотреблений. Требовали и получали фунты на семью многие, чьи семьи вовсе не находились на их иждивении (будучи в Советской России или где-либо за границей – Финляндии, Латвии и проч.). Были случаи выдачи путевых и на мать, когда по утвержденным Ликвидационной комиссией правилам под семьей в этом случае понимались только жена и дети.
Выдача путевых происходила, как общее правило, только в Ревеле. Вследствие этого удовлетворение находившихся в прифронтовой полосе чинов армии было до крайности затруднено невозможностью для них выехать из района Нарва – Иевве…
Выдача путевых в Нарве была, правда, частично произведена, но лишь в апреле под самый конец деятельности Ликвидационной комиссии. Фактически же в первую очередь получили прогонные служащие тыловых учреждений, ибо, находясь ближе к Ликвидационной комиссии или же служа в ней, они легче могли о ней позаботиться, чем работавшие в лесу или лишенные права передвижения строевые офицеры и солдаты. Следует подчеркнуть, что с принятием генерал-майором Трусовым Бюро путевого пособия процент удовлетворенных последним строевых чинов сразу же заметно повысился…
Все расчеты с чинами армии производились в эстонских марках. Между тем генералом от инфантерии Юденичем средства на ликвидацию были оставлены в чеках на иностранную валюту. Естественно, что вопрос размена и курса размена не мог не заинтересовать Рев. контр, комиссию, ибо колебания курса могли скрыть крупные злоупотребления. К сожалению, выяснить в этой области ничего не удалось, и вот почему. По закону, изданному правительством Эстонской Республики, купля и продажа иностранной валюты может производиться лишь с особого разрешения, и то по объявленному официальному курсу, стоявшему значительно ниже действительного; так как спрос на иностранную валюту чрезвычайно велик, то большинство сделок минует специальный путь и происходит либо частным порядком без учета где бы то ни было, либо хотя через банки по официальному курсу, но с доплатой покупателями и продавцами разницы частным образом. Подобные сделки преследуются законом и, конечно, по книгам либо вовсе не проводятся, либо поступающие суммы разносятся по совершенно невинным статьям. Без ревизии, с правами сенаторскими, всех банковских учреждений невозможно установить производимых комбинаций с валютой, но даже если бы подобная ревизия имела место, трудно с уверенностью сказать, что ей удалось бы открыть что-либо существенное…
* * *
Так обращались с казенными средствами при ликвидации Северо-Западной армии после крушения похода на Петроград, такова, как мы раньше видели, была постановка дела накануне и в момент расцвета операции.
И пусть не говорят нам, что в этом столь ароматном для нашего национального самолюбия букете участвовали главным образом «профессионалы»-интенданты. Нет! К пирогу злосчастной Северо-Западной армии примазалась масса рыцарей наживы из самых разнородных слоев населения – военные и гражданские, генерал и бывший чиновник царского режима, банкир и жандарм, лавочник и простой искатель приключений и… доходов. Всеми этими элементами руководило одно стремление: обеспечить себе теплое местечко в Петрограде на случай удачи операции, а в случае провала – урвать какой-нибудь лакомый кусок от общего пирога.
Конечно, Северо-Западное правительство, да и некоторые военные руководители армии явно отдавали себе отчет в том, что по части расходования казенных средств, как и вообще в деле технического снабжения армии, далеко не все обстоит благополучно. Но как мы уже отметили раньше, в вопросе о необходимости политического оздоровления фронта и проникновения его теми демократическими лозунгами, которые исповедовали большинство членов правительства, последнее и здесь оказалось отравленным легкомысленным оптимизмом. Рассчитывали, что постепенно «нечисть» будет устранена внутренним «имманентным» смыслом борьбы с большевиками, и совершенно не замечали, что именно эта политическая «дикость» фронта, реакционность ответственных его руководителей да букет хищничества и казнокрадства ведут армию к поражению, а большевиков – к победе, независимо от общих исторических законов, предопределявших тот или иной исход борьбы с Лениным и Троцким.
В сущности, роль Северо-Западного правительства в дни, предшествовавшие приказу Юденича о наступлении, сводилась к обеспечению технического и продовольственного снабжения армии. Это единственное оправдание, почему оно так мало сделало в области политического воспитания фронта и тыла в духе провозглашенных им демократических лозунгов.
Во второй половине сентября положение вещей было таково, что правительство не имело больше территории (русской), за исключением Гдовского и части Ямбургского уездов. Псков был утерян вследствие «балаховщины», полоса же территории, идущая на восток от Гдова в направлении на железнодорожную линию Гатчина – Луга – Псков, была доведена до крайне скромных пределов самим военным командованием в стратегических интересах предстоящего общего наступления. Таким образом, заготовленный правительством гражданский аппарат оставался без применения, по крайней мере до поры до времени.
Но нужно отдать справедливость министрам Северо-Западного правительства: никто из них не «роскошествовал» по части штатов или внешней обстановки, и только злые реакционные языки могли распространять небылицы об отдельных членах правительства, в особенности о министре продовольствия М. С. Маргулиесе, только потому, что он – «жид». В действительности как его министерство, так и другие помещались в одном каком-нибудь номере средней руки ревельской гостиницы; некоторые министерства, как например Земледелие, Государственный контроль, Народное просвещение и др., занимали только отдельные столы в помещении русской гимназии на Нарвской улице, причем зачастую весь их «штат» состоял из одного или двух чиновников, получавших к тому же крайне скудное содержание.
