«Ливенцы» прошли в Риге при содействии известного германского генерала фон дер Гольца германскую школу, военную и политическую. Это были (как солдаты, так и офицеры) первые восточнопрусские пленные из кадрового состава старых гвардейских полков. Они были прекрасно вооружены и обмундированы; их дисциплина, выправка и внешний вид напоминали «доброе старое время». Они носили мундиры и шинели германского образца, германские железные каски военного времени и имели оружие исключительно германского происхождения. В составе Северо-Западной армии, где дух партизанщины был сильно развит, «ливенская» дивизия в военно-техническом отношении представляла собою образцовую часть, на которую при предстоящем ударе на Петроград Верховным командованием возлагались большие надежды.
Зато в политическом отношении «ливенцы» были наиболее реакционным элементом. Их «воспитание» вполне совпадало с воспитанием их старой знакомой по Риге, знаменитой германской железной дивизии фон дер Гольца, которая через год с лишком послужила главным орудием для монархического Капповского переворота в Берлине.
Само собой понятно, что и после своей переброски из Риги на Северо-Западный фронт, поддерживаемый материально союзниками, симпатии «ливенцев» остались всецело на стороне Германии. Офицерский корпус, в котором преобладали бывшие гвардейские кадровые офицеры и прибалтийское баронство, имел свои конспиративные организации, поддерживавшие все время тесную связь с Ригой, этим тогдашним гнездом германской военной реакции, в частности с войсками Бермонта-Авалова. На почве «германофильства» и «антантофильства» между ливенской дивизией и остальными частями Северо-Западной армии происходили постоянные трения, духовной спайки между ними не существовало никакой, кроме разве элементарного стремления побить большевиков.
Другую «особь» в рядах Северо-Западной армии представляла собой некая «тульская» дивизия, оригинальнейший продукт российской действительности. Еще относительно недавно она была красной дивизией и стояла в Гомеле. В марте 1919 года она подняла восстание против советского режима, перебила комиссаров и стала скоро хозяином положения в Гомеле и ближайших пунктах. Но так как соседняя красноармейская дивизия ее не поддержала, перед ней встала дилемма: либо сдаться большевикам, которые с разных сторон уже стягивали силы для расправы с восставшими, либо через Украину пробиться в Польшу, а там, вне пределов досягаемости для большевиков, осмотреться, что дальше делать. Она выбрала последнее и пробилась с оружием в руках в Польшу. Но там поляки ее обезоружили, обобрали до ниточки и разместили в концентрационных лагерях. В дело вмешались наконец союзники, в частности французы, для которых русские тогда еще не были неграми, и «тулякам» была дана возможность перебраться через Литву в Латвию (Либаву, Митаву и Ригу), где в ту пору (весна 1919) накапливались русские антибольшевистские силы. Из Латвии наконец спустя два-три месяца тульская дивизия была переброшена морским путем через Ригу – Нарву на Северо-Западный фронт.
В результате пережитых мытарств, гонений, систематического недоедания тульская дивизия превратилась в распущенную, разнузданную часть. Дисциплина в ней отсутствовала, политическим ее воспитанием никто не занимался. В солдатской массе преобладало одно стремление – «домой», причем и необходимость предстоящей борьбы с большевиками принималась ею только как средство вернуться домой. Офицерский состав жил обособленно; вследствие вынужденной хозяйственной «самостоятельности» за время хождения по мукам одна часть офицеров превратилась в барышников-спекулянтов и совершенно потеряла военный облик, другая считала себя «аполитичной».
Для характеристики нравственного состояния «туляков» в момент их переброски на наш фронт приведу следующий случай.
Ко мне в редакцию «Свободы России» часто захаживал, наезжая с фронта, командир этой дивизии полковник Стрекопытов, еще относительно молодой человек (35–40 лет), на вид энергичный, уравновешенный и наблюдательный. Он приходил так, как приходили другие «фронтовики» – солдаты и офицеры – делиться впечатлениями о состоянии духа армии, указывать на недостатки, просить поддержки. Однажды некто, только что вырвавшийся из Советской России, обратил мое внимание на то, что там о тульской дивизии говорили, будто, уходя из Гомеля, она захватила с собой всю кассовую наличность тамошнего отделения Государственного банка в размере чуть ли не 75 миллионов царских и думских рублей. Я пригласил полковника к себе на частную мою квартиру в гостинице «Золотой лев» и там ребром поставил ему вопрос:
– А правда ли, полковник, что, уходя из Гомеля, вы захватили из Госбанка 75 миллионов? Злые языки настойчиво об этом говорят…
Стрекопытов не смутился и ответил:
– Во-первых, не 75 миллионов, а половину того; во-вторых, я их не «захватил», нельзя же было оставлять деньги большевикам…
– А что стало с этой половиной?
– Помилуйте, надо же было людей содержать в течение целого ряда месяцев нашего скитальчества.
– Есть у вас какая отчетность?
– По совести говоря – мало, растащили…
И подумайте: этим «духовным» вожакам тульской дивизии через месяц-полтора было поручено спасать Россию!
Глава XVI
Интендантство и дипломатия
Но не только им одним была поручена задача подготовить армию к победе над большевиками. Я уже упомянул однажды о некоем генерале Янове, которому Юденич вверил интендантское ведомство или, как оно называлось в Северо-Западной армии, Отдел снабжений. Само собой понятно, что в той особенно сложной военной, политической и международной обстановке, в которой протекала деятельность Северо-Западной армии, эта часть была наиболее ответственной. Ведь в нее входило вооружение, обмундирование, продовольствие, транспорт и санитария, словом, вся без исключения техническая сторона дела. А между тем смотрите как оно велось.
Я останавливаюсь здесь не на каком-нибудь голословном газетном сообщении из «левых» кругов, а на «Заключении Ревизионно-следственной комиссии», образованной вскоре после крушения Северо-Западной армии ближайшим сотрудником и заместителем Юденича, упомянутым раньше генералом Глазенапом. Председателем этой комиссии состоял опять-таки не какой-нибудь «левый» обличитель, а один из столпов Северо-Западной армии, командир одного из ее корпусов, генерал граф Пален, который, как и остальные члены комиссии, исключительно военные, конечно, не имел явного намерения сгущать краски и таким образом «топить» своих друзей.
Во вступительном слове к своему «Заключению» эта Ревизионно-следственная комиссия говорит о своих задачах следующее:
«Приказом Командующего Северо-Западной армией генерал-лейтенанта Глазенапа от 30 ноября 1919 года образованы в городах Ревеле и Нарве Комиссии для обревизования тыловых учреждений армии, недостаточно организованная работа коих, а иногда и недобросовестное исполнение некоторыми из должностных лиц их служебных обязанностей послужили отчасти причиной неудач, выпавших на долю армии.
В исполнение этого приказа Комиссия, образованная в городе Ревеле 2 декабря 1919 года, приступила к обревизованию учреждений, подведомственных главному начальнику снабжения, причем попутно входила в рассмотрение документов учреждений бывшего Северо-Западного правительства, производя это лишь в тех случаях, когда данные имели связь с деятельностью ревизуемых военных учреждений. 22 января 1920 года последовал приказ о ликвидации всех учреждений Северо-Западной армии, и Ревизионная комиссия, будучи ограничена ввиду этого временем, вынуждена была сократить свою работу и не довести до конца обследование некоторых сторон деятельности ревизуемых учреждений и отдельных должностных лиц.
