Как видно из этого ответа, эстонцы следовали примеру своих «благодетелей» англичан и имели свою маленькую политику «Zwei Eisen im Feuer». Они рассуждали так: «Мы будем переговариваться с теми и с другими – с Северо-Западным правительством и с большевиками. Будем выгадывать время. Если Северо-Западная армия к октябрю будет готова к наступлению и все шансы на успех будут на ее стороне, мы в надлежащую минуту бросим ей на помощь дивизию-другую и тем самым завоюем благодарность всего русского народа, ибо падение Петрограда есть падение Москвы, падение всего большевистского режима. Если же начало похода Юденича покажет, что большевики берут верх, мы воздержимся от участия и дальше при разгроме Северо-Западной армии ускорим ход переговоров с Москвой. Само собой разумеется, что нам как первой стране, заключающей мир с большевиками, Москва даст большие привилегии».
Так оно и было на практике.
В течение всего сентября и первой половины октября эстонцы, с одной стороны, помогали или делали вид, что помогают Северо-Западной армии и правительству, а с другой – переговаривались с большевиками. Однако само собой понятно, что при такой двойственности намерений эта помощь была далека от той формы «военной поддержки», которую имел (имел ли?) в виду английский генерал Марш при образовании Северо-Западного правительства. Напротив, как мы видели, эта «помощь» минутами комом стояла у русских в горле.
Но Северо-Западное правительство «верило». Оно верило, что в конце концов у эстонцев возымеет верх «здравый смысл» и они присоединятся к походу, как только Юденич отдаст приказ к наступлению. Но оно вместе с тем помнило и предостережение, что все должно быть кончено к началу осени.
А дела было еще много, точнее, еще ничего не было сделано для надлежащей политической и военной организации фронта и тыла. Оружие и снабжение еще только стали поступать и вследствие отсутствия удобных путей сообщения и чудовищного бюрократизма военного ведомства, в частности интендантства, очень туго переправлялись на фронт. Бывали, например, случаи (точнее, стало почти нормой), что в одну фронтовую воинскую часть поступает партия солдатских брюк, а в другую партия «френчей», между тем как поголовно вся солдатская масса была полуголой. Местные интенданты ждут, пока получатся соответствующие «пары», и до тех пор солдатам ничего не выдают.
В результате – недовольство и ропот.
Выгружается, например, в Ревельском порту большая партия грузовиков, столь необходимых как для перевозки войск на фронте, так и для доставки снабжения и продовольствия в бездорожном районе. Оказывается, однако, что Отдел снабжения не позаботился о предварительной покупке бензина. Рядом с этим наблюдается и следующее: первые большие партии «френчей», шинелей и сапог идут исключительно на обмундирование многочисленных тыловых частей в Нарве и Ревеле, что опять-таки вызывает острое негодование «фронтовиков». Нарва, этот первый тыловой пункт, полон «английских» офицеров – «золотопогонников», окопавшихся в бесчисленных штабах. Ревель кишмя кишит толпами блестящих, щегольски одетых гвардейских офицеров, бывших кавалергардов, гусар и кирасир, заполняющих все гостиницы, рестораны и увеселительные места. На фронте же солдатская масса и субалтерный офицер, по признанию самого Юденича, еще мрут от голода, потому что главный интендант генерал Янов еще только налаживает свой аппарат.
Обилие генералов – роковая черта Северо-Западной армии. В сентябре число комбатантов не превышало 20 000 человек (при 70 286 «едоках»); генералов же Юденич имел в своем распоряжении до 53, и всем, конечно, нужно было давать работу соответственно чину и прежней дореволюционной службе. Это считалось законом для Юденича, и он свято соблюдал его до последней минуты.
Откуда вдруг взялся этот многочисленный генералитет – один Бог знает. Одни, надо думать, прибыли из Финляндии и соседней Латвии, где стояли большие русские части, образованные из бывших русских военнопленных в Германии, так называемые «бермонтовцы», о которых речь впереди; другие, более знатные, прибыли от Деникина и из союзных стран. Среди последних выделялись знаменитый Краснов, Глазенап и некий генерал-майор Владимиров, настоящая фамилия которого – Новогребельский. О нем говорили, что в царскую эпоху он состоял жандармским полковником.
Это была одна из крупнейших «политических» фигур Северо-Западной армии, оказавшая самое пагубное влияние на весь последующий ход событий. Скромный на вид, вечно застегнутый на все пуговицы своего английского «френча», молчаливый, он скоро целиком забрал главнокомандующего в свои руки и определял всю его тактику в отношении правительства и «гражданского» управления тылом. Кандидатуры будущих военных и гражданских администраторов Петрограда намечались не иначе, как с благословления его, Владимирова. Контрразведкой распоряжался он, причем порой в целях вящего воздействия на умы красноармейцев подведомственные ему чины прибегали к печатанию подложных прокламаций-летучек за подписью большевистского Революционного военного совета с обещанием раздачи особых пайков и дополнительных предметов обмундирования, как то шинелей и сапог к определенному сроку.
По его инициативе во второй половине октября, когда казалось, что вот-вот Петроград будет взят, контрразведкой тайком были заготовлены особые летучие автомобильные колонны, которые за ночь до торжественного вступления Юденича вместе с представителями союзных миссий в Северную столицу должны были ворваться в Петроград и там по списку, ведомому лишь контрразведке, учинить кровавую расправу.
Это он же, Владимиров, несомненно, давал главнокомандующему советы, когда армия уже подходила к Петрограду, «разогнать» правительство и вообще не пускать его в столицу, потому что своим демократизмом оно только помешает установить там «порядок и законность».
Это и многое другое, относящееся уже к области мелких политических дел, было делом рук Владимирова, с которым Г. А. Алексинский впоследствии соединенными силами «спасали» Юденича из рук эстонцев и увозили его в Копенгаген, а оттуда в Париж.
Были еще и другие знаменитости среди генеральской коллегии, но о них речь впереди. Бросалось, однако, в глаза уже в первые дни реорганизации армии, что настоящее боевые генералы, особенно из тех, которые служили верой и правдой Временному правительству на ответственных постах, почему-то бракуются Юденичем. Так, например, случилось с известным боевым генералом, командующим армией Горбатовским, оставшимся без дела в Финляндии, и с бывшим главнокомандующим Петроградского военного округа при Керенском генералом Васильковским, который долго в Ревеле обивал пороги в поисках дела.
Вообще нельзя не отметить, что в Северо-Западной армии высший офицерский состав и генералитет, точнее говоря, их функциональные способности, определялись обыкновенно степенью их принадлежности к той или другой из двух группировок внешнеполитического свойства – германофильской или антантофильской. Это была своеобразная особенность Северо-Западной армии, имевшая свои объяснения в «генезисе» воинских частей, оказавшихся в это время на Петроградском фронте, и бороться с которой оказались бессильными и Юденич и Северо-Западное правительство.
Надо помнить, что еще в течение июля и августа, а то еще раньше, на Северо-Западный фронт были переброшены морским путем некоторые русские части, стоявшие до тех пор в Латвии и Литве, образованные из бывших русских военнопленных в Германии и отчасти из красноармейских боевых единиц, прорвавшихся через Польшу в Прибалтику в начале 1919 года. Мы имеем здесь в виду стяжавшую себе впоследствии известность «дивизию князя Ливена» и некую «Тульскую» дивизию.
