– Ясно… Как они пытались вас обмануть?
– Не знаю.
Я снова предложил Клаудии поразмыслить над ассоциациями. Я чувствовал, что она вот-вот пробьется к своим воспоминаниям. Клаудия надолго затихла, не рассказывая, что происходит у нее в голове.
– О чем вы думаете?
– Это никак не связано с тем утром.
– Неважно. Просто рассказывайте.
– Я вспоминаю про грязные салфетки в ванной – Бобби поранился и испачкал кровью полы. Но к нашему разговору это не имеет никакого отношения.
– Все нормально. Главное – ассоциации.
– То утро здесь совершенно ни при чем.
– Верно.
– Тогда к чему нам это?
– Неважно. Может, к чему-то выведет. Просто думайте. Это отличная деталь.
– Но я не боюсь крови. Многие боятся, но я не из таких.
– Дело может быть в чем-то другом. Связь иногда бывает неявная. Скорее подсознательная. Это хорошо, что вы вспомнили тот случай.
– Даже не знаю, почему вдруг о нем подумала…
– В общем-то, понятно – кровь была и там, и здесь.
Клаудия распахнула глаза.
– Ох, Дэн… Ох… Дэн… Надо же, и правда!
– Сработало? Говорите все, что приходит вам в голову.
– Теперь я думаю о стирке. Сама не знаю почему. Как бы понять, при чем тут стирка?..
– Не переживайте. Это просто ассоциации.
– Ассоциации с чем? Какое отношение стирка может иметь к убийству Маккана?
– Ну…
– А-а, нет, я знаю, почему я подумала о стирке! Потому что тогда, в ванной, Бобби застирывал свою рубашку. Он испачкал кровью рукав и пытался его отмыть в холодной воде… О-о-о, вот откуда взялись мысли про стирку… и про кровь. Ох, Дэн!
– Видите, как удобны ассоциации?
Клаудия кивнула.
– Итак, стирка. Почему вы о ней подумали?
– Потому что, когда я вернулась от Макканов, мне хотелось поскорее отстирать всю одежду…
– Понятно. Продолжайте в том же духе.
– Помню, как Бобби оттирал мне перчатки жидкостью для зажигалок… И как Брэйди счищал снег с лобового стекла, чтобы видеть, куда мы движемся, и что дворники работали еле-еле. Не помню только, на легковушке мы ехали или на грузовике… Погода стояла ужасная… На дорожке были следы шин…
После долгой паузы я спросил:
– Почему вы об этом думаете?
– Потому что их оставили Левингдоны.
Я старался говорить с Клаудией ровным голосом, не выдавая волнения. Сработало! Когда паузы затягивались, я принимался подсказывать:
– Почему вы об этом думаете?
– Брэйди вел машину. Он смотрел на дорогу. Потом вдруг повернулся и очень удивленно взглянул на меня. Не знаю, что я тогда сказала или спросила, но он повернулся и на меня посмотрел. Я теперь припоминаю, что на нем была военная куртка… то ли оливкового цвета, то ли серо-зеленая… Кажется, я когда в прошлый раз его описывала, называла что-то другое? Теперь я точно помню, что куртка была как у военных… О рыжей бороде я вроде уже говорила… А теперь я думаю про тела, лежащие в доме, и мне становится очень грустно…
Дело застопорилось, и спустя какое-то время я попросил Клаудию вновь представить себя в гостиной рядом с троими мужчинами, которые хотят ее обмануть.
– Какие у вас ассоциации?
– Я будто в больнице с врачами… те пытаются связать меня, силой впихнуть какие-то лекарства… или загипнотизировать… а может, устроить шоковую терапию… в общем, лечить насильно… самыми ужасными методами.
– Терпеть обман от врачей и от преступников – до чего интересная параллель! Хотя мы все равно не добрались до главного. Как именно они вас обхитрили? Как заставили сесть в машину?
– Не помню. И как же быть?..
– Что-нибудь придумаем. Я не раз вам говорил, причем с самого начала – я не привык опускать руки.
– Не могу найти ни одного логичного объяснения.
– Забудьте про логику.
– Бредового – тоже.
– Не мучайте себя. Просто расслабьтесь, как мы уже делали. Куда вы могли поехать в такое время? Было пять или шесть часов утра. Вариантов не так много.
– Иногда у Бобби под утро заканчивались сигареты, и он возил меня в круглосуточный супермаркет. Сам обычно ждал в машине. Но в этот раз сигареты ни при чем… По-моему.
Она задумалась, отстраненно глядя вдаль.
– Помню, меня просили кого-то навестить… И вот я сижу в машине, сильно валит снег, а я заявляю Брэйди: «Ты говорил, надо к кому-то ехать, но не сказал, что эти люди уже мертвы». Причем заявляю очень уверенно. Будто не сомневаюсь, что нас там ждут одни покойники.
– Дальше.
– Он поворачивает голову и эдак странно на меня смотрит. Они не предполагали, что я знаю. Не предполагали, что я могу подслушивать из коридора или из ванной. Думали, что я совсем больная, все время хожу как в тумане и натыкаюсь на стены. Помню, как Брэйди очень медленно повернулся ко мне… не только голову, а вообще всем торсом… вылупил глаза и разинул рот. Спросил, я откуда знаю. А я в ответ соврала.
– Что вы ему сказали?
– Не помню… Помню только, как плачу… Как слиплись ресницы, течет тушь и щиплет глаза… Как прошу его оставить меня в покое.
– Интересно, почему вы вообще решили сказать ему, что люди, к которым вы едете, мертвы?
– Он ляпнул перед этим что-то обидное… Я вижу его лицо… профиль, правую щеку…
Повисла очередная бесконечно долгая пауза. Я был готов рвать на себе волосы.
– Куда, по-вашему, вы ехали? – тихо, очень тихо спросил я, стараясь не спугнуть Клаудию.
– О, – встрепенулась она. – Верно! Мне сказали, что один человек очень болен и ему срочно нужен целитель. Попросили меня к нему поехать… Помолиться, чтобы болезнь отступила. О господи, какой ужас… Где-то умирали люди, и я должна была за них помолиться!
Какое-то время Клаудия молчала с остекленелым взглядом, словно роясь в своих воспоминаниях. Потом вдруг вскочила с кресла и радостно воскликнула:
– Я вспомнила! Я все вспомнила!
Настал ее черед расхаживать по комнате.
– У нас в столовой стоял диван. И еще один – больше похожий на голливудскую кровать – в гостиной. А над дверью между ними висела картина… или икона. Иисус в Гефсиманском саду. О господи! – Она торжествующе вскинула руки. – Вот теперь я все вспомнила! Все-все-все! Я все помню!
Меня бросило в дрожь. Я молчал, опасаясь развеять чары. Образ картины с религиозным сюжетом каким-то чудом дал Клаудии столь необходимый толчок.
Она суетливо затараторила, вопреки своей обычной манере говорить неторопливо и размеренно:
