Клаудия залилась смехом.
– Мы тогда были под кайфом. Приняли этот, как его… псило… в жизни не выговорю. Называли его Простак, потому что с ним все становилось проще. И вот шериф рассказывает нам про девочку, про то, как ее погрызла собака и все такое, а мы, вместо того чтобы жалеть ее, истерически ржем. Шериф прямо взбесился. В итоге нам пришлось оплатить ей лечение. А собаку забрали на анализы, бешенства у нее не нашли, зато обнаружили в крови наркотики.
– Как же так вышло?
– Прежний владелец подсадил. Ох, если бы вы только видели моего Спиди. Он совсем облысел. Все думали, он старый, – Клаудия опять рассмеялась. – Так жутко выглядел… Бедный Спиди…
Меня ужасно опечалило, с какой улыбкой она рассказывала про пострадавшую девочку. Даже зная, что беспричинный смех или слезы – один из симптомов шизофрении, я все равно не мог ничего с собой поделать. Клаудия доказывала Говарду Чемпу, что не принимала наркотики, только лекарства, поэтому я относился к ней как к невинной жертве. Теперь же я, как и Чемп, чувствовал себя обманутым.
Однако мне надо было сдерживать эмоции. Я находился здесь, чтобы выслушать Клаудию и записать ее историю; судить ее я не имел права.
3
Когда Смоки в январе уволился из рядов вооруженных сил США, Клаудия оправилась вслед за ним на Гавайи. Ей тогда было девятнадцать.
– В международном аэропорту Гонолулу нас встречали всей семьей. Там без преувеличения собралось человек пятьдесят. Все так веселились, нам на шею тут же нацепили гирлянды из цветов. Мы поехали на ранчо его родителей в Вайманало – это с наветренной стороны Оаху, – и тринадцатого марта тысяча девятьсот семьдесят первого года поженились. Мать Смоки была наполовину португалкой, наполовину гавайкой, поэтому мы как молодожены должны были по местным обычаям прожить первый год под родительской крышей.
Если о прочей жизни Клаудия почти ничего не помнила, то Гавайи остались в ее памяти светлым пятном.
Спустя несколько месяцев после свадьбы ее арестовали на квартире подруги в Гонолулу за контрабанду наркотиков. Она провела в женской тюрьме на острове Оаху три дня, но потом стараниями Смоки, имевшего в полицейском управлении хорошие связи, ее не только выпустили, но даже не стали привлекать к уголовной ответственности при условии, что она покинет Гавайи и пройдет лечение в центре реабилитации наркоманов на материке.
Осенью тысяча девятьсот семьдесят первого года супруги приехали в Колумбус, и Клаудия легла в дневной стационар. Жили они в доме ее матери, а спустя несколько недель сняли отдельную квартиру. Однако здешние зимы для Смоки оказались слишком холодными. В январе он вернулся на Гавайи, Клаудия полетела вслед за ним. В первую годовщину, тринадцатого марта семьдесят второго года, они переехали от его родителей в собственное жилье.
По словам Клаудии, она понимала, что вела себя на Гавайях очень странно: не спала, бродила по ночам, была подавлена, нервничала, испытывала приступы агорафобии. Венчавший их католический священник предложил ей обратиться к его приятелю – психиатру, доктору Танака, и тот впервые диагностировал у нее параноидальную шизофрению в сочетании с остроистерическими проявлениями.
Отношения со Смоки покатились под откос. Клаудия не хотела мне о нем рассказывать. Она почти не помнила весь последующий год, в памяти сохранилась лишь вереница ночных клубов, баров и незнакомых мужчин. Она смутно припоминала, как в январе семьдесят третьего ее сильно избили – сломали скулы и выбили едва ли не все зубы. За этим последовала пластическая операция и долгий период реабилитации. Когда бинты сняли, то друзья в один голос заявили, что она стала еще более привлекательной и чувственной на вид.
Седьмого марта семьдесят третьего они со Смоки развелись. Через неделю Клаудия намеренно приняла убойную дозу своих препаратов и попала в Королевский госпиталь Гонолулу.
Вскоре ее выписали, но она поняла, что совершенно потеряла чувство времени. Восприятие реальности тоже стало хуже, она принялась менять одну работу за другой, переходя из клуба в клуб, из бара в бар, где танцевала, пела или прислуживала официанткой.
Сперва она работала в «Грин спот», потом в «Лемон три»; мужчины пялились на ее грудь и тянули к ней руки. Чтобы забыться, снова подсела на наркотики. Особенно на кокаин – на Гавайях достать его было легче легкого. Она впрыскивала раствор в вены на икрах, на задней поверхности ног. В конце концов работа в «Лемон три» Клаудии наскучила, и она ушла в «Ройар ланаи», где познакомилась с Талией Ломан. Девушки решили жить вместе: съехались и стали любовницами.
– Это был мой второй лесбийский опыт, – сообщила Клаудия.
Я заподозрил, что она намеренно говорит так открыто: хочет проверить мою реакцию. Сохранив на лице невозмутимое выражение, я ничего не сказал. Я знал, что если хоть словом выражу неодобрение, Клаудия опять замкнется.
– Первый роман с девушкой у меня случился еще в средней школе. Хотя мы с Хелен пытались сохранить наши отношения в тайне, одноклассники как-то о нас проведали и стали издеваться, обзывать лесбиянками. Мне-то было без разницы, но Хелен приходилось несладко. – Взгляд у Клаудии затуманился. – И вот на День святого Валентина, когда мы должны были встретиться, она достала из отцовского сейфа револьвер и застрелилась.
В глазах у нее мелькнула затаенная мука.
– Мне до сих пор больно из-за того, что общество не понимает: однополая любовь бывает такая же сильная, как и отношения между женщиной и мужчиной. Из-за глупых и очень жестоких людей Хелен пришлось умереть, потому что она меня любила. Если бы не Талия, я тоже, наверное, погубила бы себя…
Она сказала, что когда впервые услышала о мистических силах своей новой подруги – та была кахуна, то есть ведьма, – ей стало жутко. Однако Талия отвела ее в магазин оккультной литературы. Над ним размещалась школа оккультизма, и Клаудия прошла там курсы по хиромантии, астрологии и реинкарнации. Она научилась читать судьбы людей по ладоням, лицам и аурам. По ее словам, в те дни она часто вспоминала, как родители в первом классе купили ей доску Уиджи – их подарок она теперь воспринимала как знак свыше.
При помощи Талии Клаудия восторженно училась пользоваться своими новыми способностями. Полученный на курсах сертификат она восприняла как компенсацию отсутствующего диплома о высшем образовании.
– Я ужасно гордилась тем, что теперь кахуна, – заявила она, глядя мне прямо в глаза.
Я с трудом отвел взгляд.
Среди своих записей я нашел письмо, которое дала мне ее мать, – оно было датировано четвертым июня семьдесят четвертого года. Клаудия писала Марте, что они с Талией целыми днями шьют блузки и намереваются продать их на рок-фестивале в честь Дня независимости в кратере Даймонд-Хед. Письмо подстегнуло воспоминания Клаудии…
Они и впрямь арендовали тогда место для палатки, но не для продажи блузок, а для гадания по рукам и картам таро. Клаудия рассчитывала заработать прорву денег.
