– Что значит бурными? – уточнил я.
– Мы часто ссорились. Он очень упрямый. Любит, чтобы все было, как он скажет. Ну, вы понимаете, такой властный тип. А нас обоих в прошлом здорово потрепало. Вот я, наверное, и стала понемногу отдаляться. Так мы прожили вместе года три.
– Отношения сейчас поддерживаете?
– Теперь мы просто друзья. Он помогает – например, чинит мне машину. Время от времени мы видимся. Он изредка заглядывает.
– Там во дворе машину кто-то чинит, – спохватился я. – Вы же не хотите сказать…
– Нет-нет! – она засмеялась. – Я бы с вами так не поступила.
Я рассмеялся вместе с ней.
– Хорошо. Вы сказали, он очень упрямый и отношения у вас были бурными. Что же вас в нем манило?
– Думаю, заурядное физическое влечение. Большой брутальный парень…
– Вы таких любите? – не удержался я от шпильки. – Больших и брутальных?
Она хихикнула.
– Наверное. В те времена. Не знаю. Он правда мне нравился. Но он был очень ревнивым. А я этого терпеть не могу.
Я спросил, что она думает про Клаудию.
– Клаудия мне нравится, – ответила девушка. – Хотя она была не в себе.
– Почему вы так считаете?
– Она говорила одно, а уже через минуту совсем другое. Словно жила в мире фантазий. Однако пару раз меня поддержала. Мы с Дено тогда крепко поссорились. Я выпила, пошла в бар и выплакалась ей в жилетку.
– Дено когда-нибудь обсуждал с вами убийство Маккана?
– Он лично знал Маккана и Кристин Хердман и был потрясен. Как-то раз даже повез меня туда, где все случилось. Мне-то самой никакого дела не было, но Дено почему-то очень хотел показать мне тот дом на Онгаро-драйв. Наверное, полиция за нами следила, потому что меня потом спрашивали, что мы делали возле места преступления. А Дено в ту же ночь арестовали.
Я спросил, как она восприняла новости про арест Клаудии, Новатни и Дено.
– Ушам своим не поверила. Была в шоке. Я-то знала, что Дено находился со мной каждую ночь и просто физически не мог этого сделать.
– То есть вы – его алиби?
– Да.
– Вас допрашивали?
– В тот день, когда арестовали Клаудию, еще до ареста Дено, полицейские приехали в трейлерный парк, где я тогда жила. Дено там не было. Они показали свои значки и попросили выйти – им якобы надо поговорить про какие-то неоплаченные дорожные штрафы. Я сказала: «Ладно, если я могу чем помочь, поехали». По дороге в участок мне сказали, что они из отдела убийств, и тут я задумалась, при чем тогда штрафы? А потом я захожу, и мне так: «У нас в соседней комнате сидит Клаудия Яско, она призналась в убийстве Маккана, а Дено и Рэй – ее сообщники». У меня буквально челюсть отвисла.
Элси Мэй рассказала, что детективы продержали ее в участке восемь часов, допрашивая про Дено и про их отношения: чем они занимались, где бывали.
– В какой-то момент они спросили, не хочу ли я поговорить с Клаудией, и я такая: «Ну естественно!»
Этого я прежде не знал.
– О чем вы говорили?
– Первым делом, с самого порога… как сейчас помню, захожу я и спрашиваю: «Клаудия, что, черт возьми, вообще происходит? Ты что творишь?!» А она такая: «Элси Мэй, я не знаю, зачем я это сделала».
– Так и сказала? «Я не знаю, зачем я это сделала»?
– Да, и взгляд у нее при этом был жуткий. Как будто пустой.
Элси Мэй добавила, что ее вызвали для дачи показаний перед судом присяжных, и она рассказала им о том, как они с Дено бывали в гостях у Новатни с Клаудией, и Политис во всех подробностях пересказывал им слухи, ходившие по улицам.
– Я сто раз потом говорила Дено, что твердила присяжным о его невиновности. Боюсь, он мне так и не поверил…
В этот момент разговор прервался: распахнулась дверь, и в дом вошел рослый мускулистый мужчина с рыжими волосами в джинсах и свитере, заляпанном машинным маслом. Он смерил нас хмурым взглядом, затем покосился на кофейный столик, где стоял включенный диктофон, и темные глаза под тяжелыми веками вконец почернели, уставившись на меня с явной угрозой.
– Я только воды попью, – бросил он, направляясь на кухню.
Еще до того, как Элси Мэй в страхе прошептала: «Это он!», я понял, что ноги, торчащие из-под машины во дворе, и впрямь принадлежали Дено Политису.
Когда он возвращался через гостиную, я решил признаться, кто я такой и что здесь делаю. Я встал, а он уставился на меня голодным львом. В голову полезли дурацкие сравнения со святым Даниилом, угодившим в львиное логово.
– Я профессор Киз, – представился я, прикрываясь регалиями на манер щита и стараясь не замечать, как колотится сердце.
Политис с немым вопросом перевел взгляд на Элси Мэй.
– Я пишу книгу про Клаудию Яско, – продолжил я. – И…
В его глазах тут же появилось презрение, и Дено с громким «Ха!» вышел, хлопнув дверью.
– Простите, что так получилось… – залепетала Элси Мэй. – Я и знать не знала, что он… Он если и приезжает чинить мне машину, то не раньше восьми…
– Как думаете, он рассердился? – я нервно хохотнул. – Не хотелось бы его злить.
Она покачала головой.
– Он просто не хочет с вами разговаривать. Я же говорила, он очень упрямый.
Я решил, что на этом пора откланяться. Завершил интервью, собрал свои бумаги, диктофон и принялся прощаться.
– Вам за это ничего не будет? – спросил я.
Элси Мэй пожала плечами.
– Обращайтесь, если надо.
Когда я вышел, из-под машины по-прежнему торчали ноги. Я зашагал к своему автомобилю, припаркованному рядом, положил в багажник сумку с диктофоном и постоял немного, обдумывая, как теперь быть. Если я хочу все-таки взять интервью у Политиса, другого шанса может и не выпасть. Это глупо, безрассудно, да и просто опасно, но я обязан хотя бы попытаться.
Я встал возле машины с полуразобранным двигателем на колени, наклонился и крикнул:
– Дено, послушайте. Если хотите рассказать свою версию событий, чтобы люди знали, что вы тогда пережили, я был бы рад ее выслушать.
Он выбрался из-под машины, вытащил из кармана тряпку и принялся оттирать масло с рук.
Торопливо, пока он не опомнился, я заговорил:
– После сегодняшнего дня я больше не стану вас искать. Но если вы решите рассказать миру правду о том, что тогда случилось – не только версию Клаудии или детектива Чемпа, – то обещаю, что обязательно включу вашу историю в книгу. Раз Бобби Новатни умер, вы теперь единственный, кто способен прояснить, что тогда творилось у Клаудии в голове.
– Его звали Рэй, – буркнул он.
– Что, простите?
