– Вы совершаете ошибку, – предупредил Дай. – Эта женщина никого не убивала.
Чемп пожал плечами.
– О’Грейди говорит, улик уже достаточно.
Дай давно знал главного прокурора О’Грейди, потому что не раз пересекался с ним в зале суда. Он выразительно развел руками.
– Тогда вы, Говард, крепко подставитесь перед присяжными.
– Так или иначе, повод у нас есть.
Чемп повернулся к Клаудии и объявил:
– Клаудия Яско, вы арестованы.
Та распахнула глаза и завопила:
– Арестована? Как это так?! Вы же, когда привезли меня сюда, говорили, что арестовывать меня не за что!
– Тогда причин не было, Клаудия. Теперь есть.
Она разрыдалась, дрожа всем телом, и вцепилась в Лью Дая.
– За что меня арестовывают? За что?
– За убийство трех человек, – пояснил Чемп.
Он достал наручники, но Клаудия закричал:
– Я никого не убивала! Богом клянусь, я не убийца!
Зазвонил телефон, и Чемп ответил. Ему что-то сказали на том конце линии, он кивнул и повесил трубку.
– Это полицейский, которого я отправлял в дом Маккана. Вы совершенно правы, Клаудия. В раковине, как вы и сказали, лежит голубая миска с остатками хлопьев.
Дай пошел вслед за женщиной-полицейской, которая вывела Клаудию из кабинета, вниз по лестнице, по узкому коридору с камерами наблюдения, через закрытые ворота мимо тюрьмы на Фронт-стрит и усадила арестованную в полицейский фургон. Дай сел рядом, взял Клаудию за руку и принялся утешать, а машина тронулась с места, увозя их на юг от города, в женскую исправительную колонию.
– Я вытащу вас через две недели. Избавлюсь от той записи, словно ее и не было.
Клаудия вдруг улыбнулась.
– Вот уж не думала, что получу такую шикарную роль. – Она откинула голову, прижавшись затылком к борту фургона. – Всегда хотела сыграть главную партию… Мне и прежде доводилось сниматься в кино, но весьма специфичном, да и роли были так себе. А благодаря этой криминальной драме я стану настоящей звездой!
Дай изумленно на нее уставился.
– Вы полагаете, что снимаетесь в кино?
Она игриво шлепнула его по руке.
– Ой, да ладно вам, Лью! Вы же сами видели камеры в тюремных коридорах и снаружи здания. Надеюсь, гонорар мне полагается соответствующий: роль-то непростая.
Двадцать минут спустя полицейский фургон подъехал к женской колонии – одноэтажному зданию, окруженному колючей проволокой. Надзирательница провела Клаудию внутрь, и тяжелая дверь в конце коридора распахнулась, готовая принять очередную арестантку.
– Клаудия, держитесь, – сказал ей на прощание Дай. – Утром я первым же делом направлюсь к судье и подам ходатайство об отмене ваших показаний. До встречи!
* * *
Когда двери тюрьмы захлопнулись, Клаудия спросила у надзирательницы, какой сегодня день.
– Среда.
– Нет, я про число. Год я помню – тысяча девятьсот семьдесят восьмой.
– Пятнадцатое марта, – сообщили ей, снимая наручники.
Клаудия кивнула.
– Так я и думала. Со мной вечно что-нибудь случается на мартовские иды.
Ее сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и выдали тюремную робу темно-синего цвета брюки, кроссовки и белую рубашку с чернильными буквами на кармане: К. ЯСКО. Заметив и здесь на стенах камеры, Клаудия улыбнулась. Уж она-то постарается отыграть свою роль на «Оскар»!
С нее сняли все кольца и заколки; распущенные волосы доходили до самых бедер. Клетушка со стальной койкой, раковиной и унитазом находилась напротив контрольного пункта; когда открывалась дверь, можно было заметить телемониторы. Клаудия со смехом помахала в объектив рукой.
Видела бы ее сейчас мамочка!..
Глава вторая
1
Марта Яско узнала о судьбе дочери за пять минут до вечерних новостей: ей позвонил Бобби Новатни и сообщил, что Клаудию арестовали и, скорее всего, покажут по телевизору.
Сперва та решила, что ее разыгрывают, хотя шутка была довольно странной. И вообще, Марта изрядно удивилась звонку, ведь за пару недель до этого Клаудия уверяла, что намерена расстаться с Бобби. Марта считала, что между ними все кончено. Бобби никогда ей не нравился, хоть он и производил впечатление весьма умного и начитанного молодого человека. Она знала, что Новатни не совсем чист перед законом, вдобавок балуется наркотиками. Разумеется, ее это тревожило.
Начались новости, и Марта и ее пятнадцатилетняя дочь Нэнси вытаращили глаза: на экране появилась закованная в наручники Клаудия – она в джинсах и джинсовой куртке улыбалась и махала камерам рукой.
Когда диктор сообщил, что Клаудию арестовали по обвинению в трех убийствах и та же участь вскоре ждет ее сообщников, Марта не сдержалась:
– Что за бред? Они что, все спятили?!
Нэнси заплакала.
– Быть того не может. Клаудия и мухи не обидит…
Марта вскочила с кресла и принялась в слезах метаться по комнате.
– Надо что-то делать… Позвонить кому-то? Найти адвоката… Но где его искать? Нужно позвонить в полицию, произошла какая-то ужасная ошибка!..
Нэнси испугалась, что у матери не выдержит сердце.
– Я знаю! Мы позвоним Папаше, он скажет, как нам быть.
Она бросилась к телефону и сквозь рыдания стала набирать номер полицейского управления города Колумбус. Папаша им поможет.
Детектив-сержант Билл «Папаша» Стекман на самом деле приходился ей не отцом, а всего лишь его школьным приятелем. Однако после развода родителей – почти девять лет назад – девочка столько времени проводила в доме Стекмана, что стала считать его практически родным.
Теперь, узнав, что сестру арестовали за убийство, Нэнси, разумеется, первым делом бросилась за помощью к Биллу Стекману. Дежурный в центральном полицейском управлении переключил ее на детективное бюро по расследованию убийств, и когда в трубке раздался негромкий бас Стекмана, Нэнси сообщила ему жуткую новость, которую они с матерью услышали по телевизору.
– Ты же выручишь Клаудию, правда? Она просто не могла этого сделать! У нее, конечно, есть проблемы с головой, но она ведь и мухи не обидит. Что нам делать? Куда бежать?..
– Нэнси, успокойся. Возьми себя в руки. Я сделаю что смогу. Дай телефон матери.
Марта, все еще всхлипывая, взяла трубку, и Стекман заговорил, пытаясь немного ее обнадежить, хотя от него мало что зависело.
– Я не могу вмешиваться в расследование шерифа Беркемера. Тот округ, Франклин, не в моей юрисдикции.
– Господи боже мой…
