В половине четвертого утра поезда ходили с увеличенными интервалами, и вагон был полон. Лора удержала закрывающуюся дверь рукой в ту самую секунду, когда Майлз уже нырял внутрь. Поезд рывком тронулся с места, и Майлз благодарно хлопнул ее по плечу.
– К «Марте», – сказала она. – Хочу есть.
– Такси? – заметил Майлз. – Это удобнее.
– Деньги, – возразила Лора. – На ветер.
На «Коламбус-Серкл» вагон опустел, и прямо перед ними освободились места. Майлз плюхнулся на сиденье и сразу же вытащил телефон. Лора глубоко вздохнула, потирая рукой лоб. Тело наконец могло расслабиться, но в голове царил хаос.
«Он что-то ищет, и я не знаю, связано ли это с тобой».
Охотники в городе. От одного этого было не по себе. Лора знала, что ей следует опасаться Аристоса Кадму – или какое он там божественное имя сейчас носит. Нельзя допустить, чтобы он ее нашел. Поэтому она собиралась рвануть из этого города – подальше от предстоящих сражений и от него самого. От всего, что с этим связано.
Но среди бушевавших в ней эмоций преобладал вовсе не страх. Лора знала, что сможет спрятаться – последние три года ей это отлично удавалось. Ее терзала тревога, от которой она не могла избавиться, сердце сжималось всякий раз, когда перед глазами всплывало лицо Кастора.
«Он жив!» – думала она, все еще ошеломленная этой новостью.
Майлз испуганно вскрикнул, и Лора повернулась к нему как раз в тот момент, когда он закрывал одно из своих приложений для знакомств.
– И как тебе тот парень, с которым ты встречался в пятницу? – поинтересовалась Лора, радуясь возможности отвлечься. – Мне показалось, что он вполне ничего. Как его зовут? Ник?
– Ной, – поправил ее Майлз, закрывая глаза и делая глубокий вдох, как будто набираясь уверенности. – Я проводил его до квартиры и познакомился там со всеми его четырьмя хомяками.
Лора уставилась на приятеля:
– Да ну!
– Он назвал их в честь своих любимых Первых леди
[14], – страдальчески продолжил Майлз. – У Джеки была шляпа-таблетка из фетра, и когти накрашены лаком. Он заставил меня их кормить крошечными полосками салата. Латука, Лора. Салата-латука.
– Умоляю, хватит, – остановила его Лора. – Знаешь, тебе не мешало бы отдохнуть от свиданий.
– А ты как раз могла бы попробовать, – заметил он, неловко заерзав на сиденье. – Я не говорил тебе об этом раньше, потому что не хотел совать нос не в свое дело.
– Но?.. – вставила Лора.
– Но… – протянул Майлз. – Тот парень и то, как ты на него отреагировала…
Лора крепче вцепилась в ремешок сумочки.
– А как я должна была реагировать, когда он на меня полез?! – возмутилась она. – Придурок заслужил, чтобы ему перекроили физиономию. Может, теперь он задумается, прежде чем так поступать с девушками.
– О, нет, этот определенно заслужил, – поспешил добавить Майлз. – Нужно было отлупить его посильнее. Но я говорил о другом парне.
– О другом, – повторила за ним Лора.
– Да, тот парень выглядел так, словно вылеплен из всех моих мальчишеских фантазий, – охотно пояснил Майлз.
Теплый голос Кастора снова зазвучал у нее в голове: «Ты все еще сражаешься как Фурия».
– И что насчет него? – спросила Лора, выныривая их собственных мыслей.
– Мне показалось, что ты его знаешь, – предположил Майлз.
– Не знаю, – бросила она резко. Уже нет.
Чтобы пресечь дальнейшие расспросы, Лора положила голову Майлзу на плечо. Вагон плавно покачивался, это успокаивало. Вскоре она наконец-то смогла вздохнуть полной грудью.
Поезд мчался дальше, к 125-й улице, держась обычного ритма: рывок, остановка. Но Лора слишком боялась закрыть глаза, потому что лицо Кастора, светлое и полное надежды, непременно возникло бы перед ней, увлекая в воспоминания о мире, который она оставила позади.
* * *
Когда они наконец вышли из подземки и повернули в сторону закусочной «У Марты», верхний Манхэттен встретил их тишиной.
Когда три года назад Лора переехала на 120-ю улицу, в уютный браунстоун
[15], принадлежавший Гилберту, Гарлем показался ей чужой страной. Семья Лоры всегда жила в районе Адской кухни
[16], и причин соваться севернее 96-й улицы у нее никогда не было. Однако со дня гибели семьи уже прошло четыре года, и большую часть этого времени Лора прожила за границей. Три года назад она ходила по городу, испытывая странное чувство – будто пытаешься влезть в свою же старую одежду, которую после тебя носил кто-то другой. И ей эти тряпки больше не подходили. Вроде все то же, но при этом уже не твое.
Однако те три года, что Лора провела здесь, были лучшими, пока полгода назад не умер Гил – переходил улицу и его сбил автомобиль. Первым порывом Лоры было уехать отсюда, но выяснилось, что Гилберт оставил ей дом со всем содержимым. И просто все бросить не вышло.
С другой стороны, этот дом легко можно было бы продать и рвануть куда глаза глядят. Майлз точно согласился бы, даже если ему самому некуда было бы ехать. Но всякий раз, когда Лора всерьез задумывалась об этом, улицы, казалось, притягивали ее и не отпускали: знакомые витрины магазинов, дети, играющие на соседском крыльце, миссис Маркс с ее привычкой каждый понедельник в десять утра мыть из шланга пешеходную дорожку перед домом… Все это успокаивало. И непомерный груз потрясения и горя уже не казался непосильным, грозившим раздавить.
И Лора осталась. Этот суетливый муравейник, в котором проблемы только множились, и она подчас выбивалась из сил, решая их, – этот город всегда был ее домом со своим непростым характером. И она была благодарна ему за то, что он воспитал характер и в ней самой. В самые мрачные моменты жизни только эта стойкость и спасала ее.
А еще Лоре казалось, что новый район сам ее выбрал, а не наоборот. Ей так хотелось ощущать свою принадлежность к чему-то. И Нью-Йорк действительно был на это способен. Последнее слово всегда оставалось за ним, а того, кто проявлял достаточно терпения, он всегда приводил туда, куда нужно.
Было четыре часа утра, но Лора нисколько не удивилась, когда увидела, что кто-то еще наслаждается трапезой «У Марты» даже в такой мертвый месяц, каким всегда считался август.
