Борясь с бурлящей водой, она подхватила мешок и подняла над головой. Кастор негромко воскликнул от удивления, когда, подхватив ее ношу, чуть не свалился в люк.
– Ты положила сюда что-то еще? – спросил он, пытаясь вытащить мешок на поверхность.
– Очень смешно. – Лора протянула руку, и Кастор помог ей выбраться наружу.
Усевшись прямо на землю, она пыталась отдышаться.
– Я серьезно. – Кастор с негодующим видом уставился на щит. – В нем полтонны, не меньше. Как ты его подняла?
Лора бросила на него недоверчивый взгляд и потянулась, чтобы развязать узел на мешке. Отогнув край пакета, она показала Кастору округлый изгиб щита и золотой узор – меандр
[71], выдавленный на коже.
Набравшись решимости, Лора еще шире открыла мешок, и на них уставилось свирепое лицо Медузы.
Я помню тебя, казалось, говорила она.
Семь лет назад Лора видела перед собой монстра, превращенного в божественный трофей. Теперь же, встретившись взглядом с незрячими глазами Медузы, Лора видела в них только себя.
Кастор, казалось, не дышал.
– Ты засунула щит Зевса в мешок для мусора?
– И спрятала его в ливневой канализации, – подтвердила Лора.
– Ты… – начал было он, но в итоге смог только выдавить: – Как?
– Я же говорила тебе. Я положила щит в то единственное место, куда никто и никогда не подумает заглянуть – в то самое место, откуда я его и взяла. Ну, разве что по другую сторону стены.
Лора прикоснулась к краю Эгиды, чувствуя, как та же самая вибрация проходит через ее пальцы, к руке, к сердцу.
Эгида принадлежала ей. Как она теперь воспользуется щитом, зависело от нее и только от нее.
Кастор молчал, но Лора чувствовала на себе его взгляд.
Она развернула щит и, ощупывая шов мягкой потертой кожи, покрывавшей древнее оружие изнутри, нашарила крохотную защелку. За ней, как и говорила Тайдбрингер, было начертана полная версия предания, написанная на древнем языке.
Кастор тихо ахнул и придвинулся ближе, чтобы прочитать текст, заглядывая ей через плечо.
– Вроде это то же самое… – начала она.
За исключением последних строк.
– И пусть будет так до того дня, – Лора переводила самую суть, – пока не останется тот, единственный, кто переродится целиком, и призовет меня дымом алтарей, воздвигнутых окончательной и устрашающей победой. Как ты думаешь, что это значит?
– Пока не знаю, – задумчиво проговорил Кастор. – Но мне не нравится, как это звучит: «окончательная и устрашающая победа».
– Призовет меня… – снова прочитала Лора. – Афина сказала, что Эгида может вызывать молнии. Интересно, не хочет ли Рат подстраховаться, и когда придет время призвать верховного Олимпийца, использовать щит, чтобы Зевс услышал его и увидел, что тот запланировал?
– Может быть. – Новый бог глубоко вздохнул.
– Что такое? – встревожилась Лора.
– Я не совсем уверен… Это новое условие вызывает у меня еще больше вопросов к тем, что мучили меня раньше. Я все еще не понимаю, идет ли речь об одном победителе, как прежде? Или уже нет, – рассуждал Кастор. – И как этот новый бог может «полностью переродиться», если даже в божественной форме мы не обладаем полнотой силы старых богов. И вот это действие – что бы там оно ни означало – должен произвести только один бог, и это будет означать его победу в Агоне? Или каждый из выживших богов может совершить то же самое и завершить охоту навсегда как для себя, так и для всех кланов?
Эта последняя фраза обожгла такой жгучей надеждой, о которой Лора и мечтать не могла. Свободны. Все они.
Афина видела в ней тайное стремление стать чем-то большим. Лора занималась самообманом, считая, что сможет просто забыть об этой неделе и вернуться к жизни, которую создала для себя. Агон был зависимостью, и только его истинное завершение избавило бы ее от этой жажды – ее и всех остальных, кто сражался и убивал веками в поисках того самого – большего.
Даже если Кастора заставят вернуться в царство богов и снова с ней разлучат, он останется жив. Победа неминуемо приведет к новой утрате, и это понимание разрывало Лору изнутри.
Однако со временем она смогла бы это принять. Она была бы рада, зная, что он где-то там…
Ну, не так чтобы рада.
– В таком случае, Зевс мог бы выразиться более точно, – проворчала Лора.
– Не мог, если Агон задумывался как нечто большее, чем просто наказание… – Кастор замолк на полуслове. – Ладно забыли. Болтаю какую-то ерунду. Давай отнесем это Вану и Майлзу. Уверен, у каждого найдется какая-то идея.
Она кивнула, но тут ее лицо вдруг вспыхнуло догадкой.
– Знаешь… В какой-то момент Афина решила, что ты, на самом-то деле, истинный бог или какой-то другой бог, который скрывает свою сущность. Но это означало бы, что ты каким-то образом заимствовал силу Аполлона, и тогда он еще жив?
– Артемида тоже говорила что-то подобное, – вспомнил Кастор. – Что у меня его сила, но я какой-то другой… Будучи в полной бессмертной форме, я ограничен в своих возможностях так же, как и они. У меня нет всех способностей Аполлона, только те, что я использую.
Лора задумчиво посмотрела на него.
– Думаешь, Аполлон расшифровал значение нового окончания и сбежал? Может быть, он действительно нуждался в твоей помощи, и ты не можешь вспомнить, потому что Зевс хочет, чтобы боги сами нашли правильный ответ.
Кастор посмотрел на свои раскрытые ладони.
– Но тогда почему у меня его сила? Афина не ошиблась. Когда я призываю силу, это похоже на то… как опустить руку в теплую реку и потом медленно ее вынимать. Или… во мне все время горит свеча, и когда я к ней тянусь, огонь разгорается сильнее. Ты хоть что-то поняла?
– Еще как, – заверила его Лора. – Но нам не нужно разбираться в этом прямо сейчас – и это хорошая новость. Самое важное – остановить Рата, что бы он ни задумал. Кас, он должен умереть. Если он заново обретет бессмертие, обязательно вернется за Ваном, Майлзом – за всеми нами.
– Еще остается Афина, – добавил Кастор. – Она захочет наказать тебя и остальных.
Лора потерла лоб, стараясь не думать о своей семье. О том, что сделала с ними богиня.
– Я могу это сделать, – сказал Кастор.
– Кас… – взмолилась Лора.
– Я могу их убить, – настаивал он. – И тогда ни один смертный не сможет претендовать на их силу. И если сам я действительно не могу умереть…
