Скарпа поклонился ей, коротко и вежливо, потом пересек комнату и одним плавным движением сбросил покров. Все присутствующие дружно ахнули. Картина была разительно современной: яркие вспышки цвета складывались в окровавленную руку, пронзающую одно из цветных пятен, бесплотные лица смотрели из темноты в промежутках между сполохами, их рты были открыты в безмолвном протесте. Она оставляла гнетущее впечатление, но, как мне пришлось признать, была великолепно задумана и выполнена.
— Поразительно, Габриэлла, — сказал профессор Корсетти. — Не правда ли, Артуро?
— Совершенно согласен. Это ведь та работа, которую пришлось вывозить из Германии контрабандой?
— Она самая. — У графини был радостно-взволнованный вид. — До меня доходили про нее разные слухи, и Витторио умудрился встретиться с художником и вывезти картину, спрятав под эталонным пасторальным кошмаром одного из одобренных нацистами пачкунов.
— А этот художник, как я понимаю, не относится к нацистским любимчикам? — спросил мистер Синклер.
— Какое там любимчик, он еще и еврей вдобавок! — воскликнула графиня. — Мы умоляли его эмигрировать, пока еще можно, но у него старые родители, которые никуда не хотят уезжать, поэтому он тоже остался. Я говорила, что заберу родителей к себе, но он сидит в Германии, работает, и, боюсь, у него скоро могут начаться неприятности.
— В каком городе он живет? — спросил Франц.
— В Штутгарте. Днем работает инженером на заводе «Мерседес-Бенц». Он считает, что в безопасности, потому что его цех производит бронемашины, и его там ценят. Свои работы он подписывает псевдонимом, и про них никто не знает, кроме его друзей за пределами Германии.
— Боюсь, он очень рискует, — сказал мистер Синклер.
— Да. Таких, как он, много — тех, кто, вопреки всему, протестует, не демонстративно, но при этом твердо. Храбрые мальчики и девочки.
Имельда коснулась моей руки.
— Наверно, нам скоро пора уходить, если мы хотим успеть на десятичасовой вапоретто. Если опоздаем, придется ждать до одиннадцати тридцати, а там всегда толпа.
— Хорошая мысль, спасибо тебе, — поблагодарила я и пошла за Генри.
— А вы и правда считаете, что это — будущее искусства, Габриэлла? — услышала я слова графа Да Росси. — И отвергаете красоту? Лично я все-таки предпочел бы нацистскую пасторальную сценку.
— Но у вас нет души, Массимо. Я всегда это знала.
Франц внимательно разглядывал картину, и я подумала, не ищет ли он подпись. Вдруг Генри прав и он в самом деле немецкий шпион? Я порадовалась, что художник подписывает свои работы вымышленным именем.
Я подошла к графине, поблагодарила за чудесный вечер и сказала, что мы должны успеть на вапоретто.
— Конечно, дорогая, — сказала она. — Но я буду рада вам в любое время, на всех моих суаре. И заходите как-нибудь чайку выпить — устроим с вами вдвоем милый британский файв-о-клок, хорошо?
— Только не говорите, что у вас есть настоящий британский чай, — смеясь, ответила я. — А то мне тут попадаются только бледные и безвкусные чаи, какой ни попробую.
— Но, дорогая, чай мне привозят исключительно из «Харродса», — сообщила она. — Откуда же еще?
Она потянулась ко мне и легонько поцеловала в щеку. Боюсь, я покраснела, потому что не привыкла, чтобы меня целовали графини. Наша студенческая компания распрощалась и двинулась по бульвару к причалу, где в ожидании вапоретто толпился народ.
— Надеюсь, мы все туда влезем, — заметил Генри, — пусть и как селедки в бочку.
— Надеюсь, всех разом на борт не возьмут, — сказала Имельда, — а то плаванье может закончиться на дне лагуны.
— Я совершенно точно не хочу ждать до половины двенадцатого, — заявил Гастон. — Может, попробовать пробиться вперед?
Но это казалось абсолютно невозможным. Путь нам преграждали семьи с корзинами для пикников, шезлонгами и зонтиками, а еще свирепые с виду бабки, готовые биться насмерть за свой пятачок пространства. К тому же мне совестно было бы взойти на борт на глазах у всех этих старушек и малышей. Франц определенно придерживался того же мнения.
— Думаю, это будет неправильно, — сказал он.
До того как мы успели что-нибудь предпринять, к нам присоединился граф Да Росси.
— А-а, молодежь! Вы тоже сбежали с суаре Габриэллы? Лично мне быстро надоедает современное искусство, и я не могу притворяться, что наслаждаюсь им так же, как остальные. — Тут он заметил, сколько народу на пристани, и проговорил: — Дио мио, не думаю, что все эти люди влезут в одно маленькое суденышко. Вам-то на него точно не попасть, уверяю.
Мы как раз собирались попробовать пролезть вперед, — сообщил Гастон.
— Погодите, я посмотрю, прибыла ли моя моторка, — сказал граф. — Может, я смогу вас подкинуть; надеюсь, вы разместитесь на борту.
— Как вы добры, — произнесла Имельда.
— Нельзя же бросать в беде таких же любителей искусства, как я сам. — Его обаятельная улыбка напомнила мне о Лео. — Идемте посмотрим, тут ли уже моя лодочка, я просил прислать ее к десяти — не сомневался, что дольше мне не продержаться, но отказать Габриэлле очень трудно. — Он говорил, одновременно окидывая взглядом набережную с несколькими причалами поменьше, а потом показал на слишком хорошо знакомый мне катерок из гладкого тика и воскликнул: — Ага, вот и она!
Все мы двинулись за ним, я шла с некоторой неохотой.
— Я прихватил с собой нескольких молодых друзей. Как думаешь, сможем их всех разместить? — крикнул граф человеку у штурвала.
— Попробуем.
Мужчина ступил на пристань из лодки, и мое сердце внезапно подпрыгнуло, потому что это оказался Лео собственной персоной. Граф тоже удивился.
— Лео, что ты здесь делаешь? — Он повернулся к нам. — Это мой сын. Он почему-то приехал за мной вместо слуги. Что случилось с Марио?
— У его брата день рождения, и я отпустил его на весь вечер. К тому же я не против прокатиться по лагуне, сегодня такой хороший вечер. — Лео меня не видел. Он протянул руку, чтобы помочь отцу, потом — Имельде. Франц с его неизменно хорошими манерами пропустил меня вперед. Лео протянул руку мне и вдруг застыл. — Джульетта! Я что, сплю? Вы что здесь делаете?
— Здравствуйте, Лео, — сказала я, — какой сюрприз. Я приехала учиться в академии искусств.
Спускаясь в катер, я почувствовала, как дрожит его рука. Потом он механически повернулся помочь парням.
— Учиться? К нам? И надолго?
— На год.
— Ты знаком с этой молодой леди, Лео? — спросил граф.
— Мы встречались в прошлом году на биеннале, — спокойно заявил Лео. — Помнишь, когда я сопровождал богатых финансистов?
— Ах да. Вам понравилось на биеннале, мисс Браунинг?
— По-моему, там было великолепно. И вокруг такой чудесный сад!
