И вскоре этот потенциал был реализован сполна. Первый альбом группы на «Epitaph», прежде всего, хотел максимально обособиться от Operation Ivy. Но на своей второй пластинке, Let’s Go, Rancid показали высший пилотаж. Альбом был записан всего за шесть дней в Fantasy Studios в Беркли, где Green Day работали над Dookie, а продюсировал и микшировал его Бретт Гуревич. В последний момент, когда материал был почти готов, произошла катастрофа – Мистер Бретт понял, что миксы, потрясающе звучавшие на стереосистеме его арендованной машины, на всех других системах просто невозможно слушать. В течение двух дней треки были перемикшированы в Westbeach Recorders. «Мне повезло, что я так хорошо знал микшерный пульт», – вспоминает Гуревич со смехом, в котором даже сегодня слышится облегчение.
Суперуспешный альбом The Offspring Smash, выпущенный в 1994 году, стал веским аргументом в пользу состоятельности лейбла Epitaph. Несмотря на опасения Фэт Майка, альбом NOFX Punk in Drublic также выдержал испытание временем, плюс Punkrockacademyfightsong группы Down by Law тоже заслуживает упоминания. Хотя сами Rancid без проблем вписались в ряды талантов компании, между ними и другими участниками лейбла были существенные различия. Во-первых, квартет из Залива – единственная группа Epitaph, участники которой, похоже, не способны ни на что, кроме совместного музицирования. Другие группы с избытком обладали такими необходимыми для панк-рока качествами, как оппозиционность, энергия, дерзость и проницательность, в то время как Rancid выделялись шероховатостью. В музыкальном смысле они не соответствовали стилю панк-рока Южной Калифорнии. Лоуренс Ливермор довольно пренебрежительно назвал соседей с юга «панком в мешковатых шортах», и в некотором смысле он прав, если учесть, что некоторые участники The Offspring, NOFX и Bad Religion действительно носили мешковатые шорты. Но ребята из Rancid появлялись на сцене в шортах не чаще, чем позировали для фотографий. В их музыке звучала тоска и одиночество. Она была пропитана идеей о том, что угрозы, исходящие даже от самых грязных улиц, могут быть остановлены, если семьи аутсайдеров сплотятся. Rancid были уверены, что музыка обладает силой искупления и освобождения. «Когда музыка лупит, я не чувствую боли», – поет Тим Армстронг в песне «Radio», написанной в соавторстве с Билли Джо Армстронгом. Он добавляет, что, «когда у меня есть музыка, мне есть куда идти».
Публика их обожала. Любой зал, в котором тогда выступали Rancid, заполнялся до отказа. Автор стал свидетелем концерта в подземном клубе Underworld в лондонском районе Камден-Таун в 1995 году, который считается одним из самых безумных панк-шоу в истории города. Когда группа на сцене пела о путешествии из Кэмпбелла в Беркли на автобусе номер сорок три: «Я говорю: “Зачем вообще беспокоиться?” – и поднимаю бутылку, / Эй, водитель автобуса, пожалуйста, впустите этих людей», – это «пожалуйста» прозвучало особенно актуально для четырехсот человек, которые представили себя пассажирами автобуса, упакованные, как сельди в душном клубе. В конце выступления аудитория так настойчиво требовала продолжения, что группа неохотно согласилась. «Но мы не играем на бис», – настаивал Тим Армстронг.
Но через месяцы после выхода альбома Let’s Go Бретт Гуревич столкнулся с угрозой потерять одну из команд Epitaph. Группу, которую Джим Герино называл «родственными душами Бретта», теперь обхаживал Maverick Records – компания, среди учредителей которой были Мадонна и корпорация Time Warner. Сегодня кажется, что ухаживания лейбла за группой не более чем заигрывания, но даже в этом случае «королева поп-музыки», казалось, так сильно влюбилась в свою жертву, что присылала им свои откровенные фотографии. Самое серьезное предложение поступило от лейбла Epic Records, входящего в Sony Group. Артист-менеджер компании Майкл Голдстоун подписал контракт с Rage Against the Machine и теперь предлагал квартету из района Залива полтора миллиона долларов плюс издательский контракт на полмиллиона долларов. В интервью Rolling Stone в 1995 году Мэтт Фриман жаловался, что «нас выставляли исчадиями ада лишь за то, что мы вообще разговаривали с этими людьми». Но Rancid делали гораздо больше, чем кокетливо хлопали ресницами в сторону Epic Records. Скорее, группа поднялась в гостиничный номер лейбла, приглушила свет, заказала шампанское и лобстеров и повесила табличку «Не беспокоить» на входной двери. Майкл Голдстоун был настолько уверен, что добился своего, что покрасил волосы в синий цвет в предвкушении фотографий, которые будут сделаны на церемонии объявления о присоединении группы к его лейблу.
Истории о том, что произошло дальше, разнятся, но заканчиваются они одинаково. Джим Герино вспоминает, как встретил Тима Армстронга и Ларса Фредериксена на концерте The Offspring в Сан-Франциско в декабре 1994 года. Друзья выглядели обеспокоенными и неуверенными. Тремя днями ранее Epitaph Records устроила рождественскую вечеринку, на которую их не пригласили, поскольку все предполагали, что они приняли предложение Майкла Голдстоуна и Epic Records. Группа тоже так думала, но к этому моменту испытывала ноющее чувство угрызений совести.
«Тим и Ларс пришли на шоу, и с первого взгляда стало понятно, что они расстроены, – говорит Джим Геринот. – У них были кислые мины. А я хороший друг этих ребят, потому что они гастролировали с нами [The Offspring], и я очень с ними сблизился. Я их очень люблю, потому что они славные люди. И они признались: “Мы чувствуем себя ужасно. Нам кажется, что мы должны это сделать [подписать контракт с Epic Records], но чувствуем себя паршиво”. Я просто сказал: “Тогда зачем вы это делаете? Вы не обязаны”. Тим был расстроен и сказал: “Мне нужно встретиться с Мэттом [Фриманом]. Давай я встречусь с Мэттом и увижусь с тобой?” И я сказал: “Конечно… Я вернусь в Лос-Анджелес через пару дней, вот мои данные – приезжай”. Тим и Мэтт приехали, увидели меня и сказали: “А что, если мы не подпишем контракт с Epic? Если мы не подпишем контракт, ты будешь нашим менеджером?” И я ответил: “Конечно”. Они спросили меня, как я справлюсь с этой ситуацией, и я ответил: “Это моя работа”».
Джим Герино позвонил Бретту Гуревичу и изложил условия, на которых Rancid останутся на «Epitaph». Он на условиях конфиденциальности рассказал автору точные детали сделки, но достаточно сказать, что они поразительны. Он начал разговор со слов: «Если бы я сказал тебе, что ты можешь вернуть Rancid, что бы ты сделал?». «Я бы сделал все», – таков был ответ. «Тогда я сказал: “Вот как мы поступим, – вспоминает Герино. – Это не переговоры. Вот что тебе нужно сделать, и если ты это сделаешь, то вернешь группу”. Я положил трубку и сказал Тиму и Мэтту: “Он собирается заключить сделку”. А они типа: “Ты что, блядь, шутишь?” И на этом все закончилось».
«В прессе писали, что Rancid были типа в одном дне от подписания контракта с “Sony”, поэтому я позвонил ребятам и спросил, могу ли прилететь и, ну, знаете, выпить с ними кофе, – рассказывает Бретт Гуревич. – Тим и Мэтт согласились. Я прилетел и сказал Тиму: “Эй, парень, послушай. Я знаю, как манят крупные лейблы, и я знаю, что много кто подталкивает тебя [подписать контракт с Epic]. У каждого парня, который мечтает играть в рок-н-ролльной группе, есть герои, которые работают на крупных лейблах. Я понимаю, каково это. В то же время мы дети панка, мы выросли в DIY-сообществе, и я знаю, что это огромная часть твоей личности. Я просто хочу, чтобы ты знал: что бы ты ни решил, мы все равно останемся друзьями навсегда, я все равно буду любить тебя, и мы будем семьей. Знай, что бы ты ни сказал Sony, что бы ты ни сказал A&R, что бы ты ни сказал своему менеджеру или бизнес-менеджеру, все это не имеет значения. Вы не обязаны подписывать контракт с «Sony». Вы можете передумать прямо сейчас. Если вам это не подходит, ты можешь передумать. Ты – самостоятельная личность. Ты можешь просто решить не делать этого, и я даю тебе знать об этом прямо сейчас. Ты просто должен решить это для себя”. Так я и сказал. И они перезвонили мне и сказали: “Эй, Бретт, мы остаемся на Epitaph”. И с тех пор они остаются на этом лейбле».
