Мы и наши предки уже успели выбросить в атмосферу большой объем парниковых газов. Не все в равной степени к этому причастны. По мысли Гардинера, отсюда вытекает проблема определения конкретных источников.
К тому же высокий уровень содержания CO2 в атмосфере — трудноразрешимая проблема с точки зрения физики. Даже если мы немедленно перестроим привычные для нашей цивилизации практики и сократим выбросы парниковых газов, этого может оказаться недостаточно. Отсюда убежденность, что уже поздно и пути назад нет. Надо учитывать, что значительная часть CO2 останется в атмосфере навсегда
[151]. Мы знаем, что в верхних слоях атмосферы содержится больше углекислого газа. Сегодня мы ощущаем последствия деятельности людей в период неолитической революции, когда зародилось сельское хозяйство и началось выжигание лесов. Тем временем интенсивность выбросов парниковых газов не только не уменьшается, а растет угрожающими темпами. О стабилизации выбросов даже речи не идет
[152].
Как подчеркивает Гардинер, неадекватность существующих институтов для решения проблемы климата упирается в отсутствие некоего всемирного учреждения или посредника, которые могли бы определять климатическую политику на транснациональном уровне. Вот почему нам нужны эффективные санкции и система взаимного принуждения, чтобы исключить возможность незаконных действий. Фиаско климатической политики — одно из наиболее ярких проявлений «дилеммы заключенного» и «трагедии ресурсов общего пользования», о которой писал Гаррет Хардин
[153]. Трагедия заключается в том, что неограниченный доступ к ограниченным общим благам, таким как незагрязненная окружающая среда, ведет к злоупотреблению ими. Пока группа людей пользуется общими благами, не превышая определенной для каждого нормы, ситуация остается в равновесии. Однако единичная попытка незаконно воспользоваться общими ресурсами дает толчок к массовым попыткам такого рода, а они, в свою очередь, ведут к уничтожению общих благ.
Причина неадекватности существующих институтов еще и в том, что мы не обладаем достоверными, не подлежащими сомнению научными знаниями о характере и масштабах последствий климатических изменений. Мы не располагаем сведениями об убытках и выгоде, которые потепление принесет конкретным странам. Возможно, некоторые страны рассчитывают извлечь прибыль из климатического хаоса. Как мы знаем, погодные аномалии угрожают прежде всего бедным и слаборазвитым странам. Парадоксальным образом, Соединенные Штаты — государство, экономика которого требует наибольшего объема выбросов, — первоначально, скорее всего, не слишком пострадают от глобального потепления.
Предубежденность, основанная на естественном желании сохранить существующее положение дел, также препятствует принятию эффективных мер в области климатической политики. Гардинер обращает особое внимание на то, что размышления о далекоидущих последствиях и радикальных переменах нередко сопряжены со стрессом
[154]. Но, чтобы принимать действенные меры для предотвращения климатической катастрофы, необходимо спросить себя, кто мы, и всерьез задуматься, каким мы хотим видеть человечество в будущем. Именно поэтому перед нами одна из важнейших философских проблем современности.
Более того, как считает американский философ, проблему дестабилизации климата стараются не замечать и замалчивают потому, что она требует посмотреть на роль развитых стран в мировой цивилизации с весьма нелестной точки зрения. Климатический кризис — логичное следствие принципов, на которых построены инфраструктуры нашей цивилизации. Стратегия, направленная на снижение выбросов, находится в противоречии с ныне существующими глобальными структурами власти
[155]. Дискуссия о будущем климата потенциально угрожает существующему порядку и по той причине, что привлекает наше внимание к трудным вопросам современности, таким как экономическое неравенство и проблема нищеты.
Налицо фиаско климатической политики; XXI век увяз в апатии, потому что пока мы не наблюдаем непосредственно последствий своего бездействия. По мнению Гардинера, это повод постоянно напоминать, чего стоит наше бездействие. В будущем наши попытки что-либо изменить обойдутся нам дороже и потребуют больше усилий. В этом плане апатия климатической политики нарушает фундаментальный моральный принцип non nocere — «не навреди»
[156]. Гардинер приходит к выводу, что моральный нигилизм, связанный с климатическим кризисом, держится на том, что, подчеркивая, насколько это нетипичная, многогранная, ни с чем не сопоставимая, сложная и необыкновенная проблема, мы ищем оправданий своему нежеланию действовать. В конце концов, это просто удобно. Нравственная испорченность современности проявляется в неизменном самодовольстве, потакании собственным прихотям, самообмане, стремлении видеть только то, что хочется, и вопиющем лицемерии. Мы всеми средствами оттягиваем решение назревших проблем.
Причины дениализма
Время, когда идет дискуссия об антропоцене и дестабилизации климата, — эпоха притворной неосведомленности, желания спрятать голову в песок, уступив успокоительным мифам и иллюзиям, наряду с дениализмом. Мы сталкиваемся с множеством глобальных угроз одновременно, а затраты на внедрение нужных решений так высоки, и их бремя так тяжело, что отрицание — едва ли не естественная реакция
[157]. Мы задумываемся, насколько реальна опасность серьезной дестабилизации климата. Не сеют ли МГЭИК и такие исследователи, как Хансен, излишнюю панику?
[158] Действительно ли мы имеем дело с необратимым процессом и дестабилизацией на всех уровнях или же с плавными, постепенными изменениями, к которым мы научимся и успеем адаптироваться? Многие из нас все еще на это надеются. И мы хотим, чтобы эту надежду поддерживали. Ив Коше, в прошлом министр окружающей среды Франции и член Европейского парламента, в своей работе «Зеленая эсхатология» (Green Eschatology) перечисляет следующие стадии отрицания в международной экологической политике: 1) 1970‐е годы: пределов роста не существует; 2) 1980‐е годы: пределы все-таки существуют, но нам до них еще далеко; 3) 1990‐е годы: вообще-то, мы и правда скоро достигнем пределов роста, но рынок и технологии быстро решат наши проблемы; 4) начало XXI века: хотя пределы роста уже близки, необходимо поддерживать экономическое развитие, так как оно обогатит следующие поколения и подготовит их к катастрофе
[159].