Унизительный отказ спартанцев от помощи возмутил афинское народное собрание и привел к открыто враждебным отношениям между двумя государствами. Позор, обрушившийся на Кимона, сказался на всей элите: так образовался политический климат, в котором созревали дальнейшие демократические реформы. В 461 г. до н. э. нужный момент уловил некий Эфиальт, убедивший народное собрание принять меры, ограничивающие власть Ареопага. Детали остались неясны, но похоже, что к тому времени Ареопаг – «страж законов» – имел право выносить решения о должностных преступлениях магистратов. Ареопаг состоял из бывших чиновников, которые обычно поддерживали хорошие отношения с действующими должностными лицами – теми, кого он должен был бы карать, если они выносили несправедливые или подкрепленные взятками решения. Эта связь вызывала по меньшей мере видимость конфликта интересов, а случаи противозаконного поведения магистратов, оправданных или прощенных Ареопагом, несомненно, имели место. Реформа, вероятно, вывела из компетенции Ареопага вопросы охраны законности, хотя он оставался судом для дел об умышленном убийстве и телесных повреждениях, поджогах и некоторых преступлениях против религиозных культов в городе-государстве.
Самой значительной из реформ Эфиальта было введение народного суда присяжных, так называемой гелиэи, членами которого могли быть мужчины старше 30 лет, избираемые по жребию на один год. Прежде судебная власть принадлежала в первую очередь архонтам и Ареопагу, совету бывших архонтов, но теперь эта власть в большой мере перешла к присяжным, случайно избираемым из всех желающих граждан мужского пола, всего 6000 человек, которые распределялись по заседаниям суда в дни слушания дел. В соответствии с этой новой судебной системой магистраты продолжали выносить решения по незначительным проступкам, Ареопаг сохранял несколько особых судебных компетенций, а Совет и народное собрание рассматривали определенные дела, касающиеся интересов всего общества. С другой стороны, юрисдикция гражданских судов была широка. Их судьи на практике определяли фундаментальные принципы общественной жизни Афин, поскольку толковали закон, самостоятельно решая, как следует его применить в каждом конкретном случае. Не было судей, которые инструктировали бы присяжных, не было прокуроров и адвокатов, выступавших перед ними со страстными речами, хотя гражданин мог быть назначен для произнесения обвинительной речи, если магистрат обвинялся в должностном преступлении или если дело явно затрагивало общественные интересы.
В большинстве случаев обвинение выдвигали граждане, и единственным представителем государственной власти в суде был магистрат, следивший, чтобы во время процесса не вспыхнула драка. Все процессы завершались в течение дня, и присяжные должны были вынести решение, выслушав речи всех участников процесса. Они давали клятву быть внимательными и судить справедливо, но только они сами были судьями себе, и по завершении такой службы их деятельность не подвергалась общественному обсуждению, в отличие от того, как это регулярно проделывалось в Афинах по отношению к другим официальным лицам. Повлиять на исход дела, подкупив присяжных, было трудно из-за их большого количества, от сотен до тысяч человек. Тем не менее подкуп судей, вероятно, все же оставался проблемой, потому что в начале IV в. до н. э. систему вновь реформировали, чтобы присяжные назначались на рассмотрение дел по жребию и не ранее дня процесса.
Поскольку лишь немногие, если вообще какие-то, уголовные дела решались, как в современных процессах, с привлечением научных и экспертных доказательств, важнейшим элементом юридической процедуры была убедительная речь. Обвинитель и обвиняемый самостоятельно выступали с речами, хотя и могли заплатить кому-то другому за составление речи, а также часто просили других высказаться в пользу их аргументов и в подтверждение своего доброго нрава. Личные качества и репутация истцов и ответчиков поэтому всегда имели значение, и ожидалось, что присяжные в качестве необходимой информации при поиске истины будут учитывать сведения о происхождении человека и его поведении как гражданина. Решение принималось большинством голосов присяжных. Не существовало никакой высшей инстанции, чтобы пересмотреть их решение, и приговоры обжалованию не подлежали. Влияние судебной власти после реформы Эфиальта на деле являло силу афинской демократии. В комедии Аристофана «Осы» (422 г. до н. э.) присяжный хвастливо заявляет: «Могуществом нашим любому царю мы ничуть и ни в чем не уступим»
[79].
Структура новой судебной системы отражала фундаментальные принципы политического устройства Афин середины V в. до н. э., которое современные ученые называют афинской «радикальной» демократией. Эта система подразумевала широкое участие всех слоев граждан, отбор по жребию на большинство общественных должностей, сложные меры по предотвращению коррупции, равную защиту со стороны закона для всех граждан независимо от богатства и власть большинства над меньшинством или отдельными лицами в случаях, когда затронуты интересы государства. Последний принцип наиболее ярко проявлялся в официальной процедуре изгнания человека из Афин на десять лет – в так называемом остракизме. Ежегодно народное собрание решало, следует ли применить эту процедуру, получившую название от слова острака («черепок»). На таких черепках писали имена кандидатов на изгнание и использовали их в качестве бюллетеней для голосования. Если народное собрание голосовало за проведение остракизма в текущем году, то все граждане мужского пола в определенный день могли подать свой голос, написав на черепке имя того, кто, как они полагают, должен быть изгнан. Когда набиралось 6000 таких черепков, человека, чье имя значилось на большинстве черепков, принуждали в течение десяти лет жить за пределами Аттики. На него не налагалось больше никакого наказания, процедура не касалась его семьи и имущества. Остракизм не был уголовным наказанием, и, вернувшись из ссылки, люди пользовались всеми гражданскими правами.
Остракизм существовал, потому что помогал защитить афинскую систему от реальных или предполагаемых угроз. С этой точки зрения он предоставлял способ удалить гражданина, казавшегося особенно опасным для демократии из-за тотального господства на политической арене – способным из-за своей популярности в народе стать тираном или действительно являвшегося заговорщиком. Этот нюанс нашел отражение в известном анекдоте об Аристиде, установившем первоначальный уровень взносов для членов Делосского союза. Его прозвище – Справедливый – было дано ему потому, что он славился своей честностью. В день голосования по остракизму неграмотный крестьянин протянул ему черепок и попросил написать имя того, кого он предлагал изгнать. «Чье же имя написать?» – спросил Аристид. «Аристид», – ответил крестьянин. «Хорошо, – ответил Аристид, – но почему ты хочешь, чтобы его изгнали? Что он тебе сделал?» – «Ничего, – отвечал крестьянин, – я его даже не знаю. Просто надоело слышать, как все вокруг повторяют “справедливый” да “справедливый”!»
[80]
