Франческе едва исполнилось девятнадцать лет, а она уже утратила всякую надежду в этой жизни. Франческа была младшей в порочной и нищей семье, прозябавшей в большом, полуразрушенном доме, нависавшем над водами Тибра в тысячелетнем городе Риме. Ее братья, невежи и мошенники угрюмого нрава, слонялись без дела, приворовывая и жульничая по мелочи, чего едва хватало на скудное пропитание. Родители, преждевременно состарившиеся, утверждали, будто зачали ее на закате своих горестных дней, но на самом деле эти подлые притворщики нашли Франческу плачущей на еще теплом теле ее настоящей матери, безымянной девицы, которая умерла родами под арками старинного моста, ведущего в замок Святого Ангела.
Собравшись уже только снять медный образок с шеи матери, а младенца бросить в реку, двое мерзавцев заметили удивительное совершенство новорожденной и решили оставить ее при себе. Ведь очевидно, что за этакий дар небес могут дать хорошую цену самые знатные семьи, имеющие вес при дворе. По прошествии дней, недель и месяцев их алчность возрастала, поскольку малютка хорошела с каждым днем и становилась все прелестнее, так что цена девочки в глазах нищебродов, забравших ее, не могла не взлететь до небес. Когда ей исполнилось десять лет, один флорентийский поэт, бывший в Риме проездом, увидел, как она черпает воду из реки неподалеку от того места, где родилась и где лишилась матери, и, встретив колдовской ее взгляд, тут же посвятил ей стихи и подарил ей имя, Франческа, ведь приемная семья не озаботилась как-то назвать ее. Так Франческая росла и расцветала и наконец превратилась в женщину, источавшую тончайший аромат, при одном появлении которой люди замолкали и время останавливалось. В ту пору лишь бесконечная печаль во взгляде омрачала писаную красу, невыразимую в словах.
Вскоре художники всего Рима стали наперебой предлагать родителям, не упускавшим своей выгоды, щедрую мзду за то, чтобы Франческа позировала им для картин. Они были уверены, едва взглянув на нее, что, если кто-то сколько-нибудь одаренный и умелый в своем ремесле сможет запечатлеть на холсте или в мраморе хотя бы десятую часть такого очарования, он останется для потомства величайшим художником в истории. Спрос на услуги Франчески не иссякал, и бывшие попрошайки упивались теперь блеском новообретенного богатства, разъезжая в кричаще роскошных кардинальских каретах, одеваясь в яркие шелка и духами опрыскивая срамные части, всем этим прикрывая бесчестие, въевшееся в их сердца.
Когда Франческа достигла совершеннолетия, родители, боясь потерять сокровище, легшее в основу их благосостояния, решили выдать ее замуж. Вопреки обычаю давать приданое за невестой, принятому в те времена, они в своей наглости дошли до того, что стали требовать от женихов существенной платы, суля руку и тело девушки тому, кто больше предложит. Имели место доселе невиданные торги, и выиграл в них один из самых знаменитых и прославленных художников в городе – дон Ансельмо Джордано. Он тогда уже приближался к старости, годы излишеств разрушили его тело и душу, а сердце отравили алчность и зависть, поскольку, несмотря на все земные блага, везение и похвалу, какую снискали его произведения, тайной мечтой Джордано было славой и блеском имени превзойти Леонардо.
Великий Леонардо был уже пятьдесят лет как мертв, но Ансельмо Джордано так и не смог ни забыть, ни простить того дня, когда он, еще отроком, явился в мастерскую маэстро, чтобы предложить себя в ученики. Леонардо изучил наброски, которые он принес, и нашел для него любезные слова. Отец юного Ансельмо, прославленный банкир, оказал Леонардо пару услуг, и паренек был уверен, что место в мастерской величайшего художника той эпохи ему обеспечено. Каково было его удивление, когда Леонардо, не без грусти, сказал, что различает в его рисунках кое-какой талант, однако недостаточный, чтобы выделиться из тысячи и одного претендента, коим, как и ему, никогда не достигнуть даже среднего уровня. Объяснил, что Ансельмо обладает кое-какими амбициями, но недостаточными, чтобы выделиться из множества учеников, которые никогда не решатся пожертвовать всем, чем только можно, чтобы заслужить свет истинного вдохновения. Поведал, что, наверное, он способен кое-как освоить ремесло, но этого недостаточно, чтобы посвятить жизнь профессии, в которой только гении могут свести концы с концами – оно того не стоит.
– Юный Ансельмо, – продолжил Леонардо, – не огорчайтесь. Примите мои слова как благословение, ведь положение вашего благородного родителя на всю жизнь обеспечит вас богатством, и вам не нужно будет сражаться с кистью и резцом, чтобы добыть пропитание. Вы будете счастливы, сограждане станут вас любить и почитать, но никогда, даже за все золото мира, вы не станете гением. Что может быть более жестоким и горестным, чем судьба посредственного художника, который проводит жизнь, завидуя своим соперникам и проклиная их? Не губите свою жизнь, не взваливайте это бремя на плечи. Пусть искусство и красоту создают другие, те, кто не может иначе. Со временем вы сумеете простить мне мою откровенность. Нынче она причиняет боль, но завтра, если примете ее как должное, она спасет вас от собственного ада.
Сказав это, маэстро Леонардо простился с юным Ансельмо, который много часов со слезами ярости бродил по улицам Рима. Вернувшись в отчий дом, объявил, что не хочет учиться у Леонардо, считает его комедиантом, фабрикующим пошлые произведения для толпы невежд, не умеющих ценить истинное искусство.
– Я буду служить чистому искусству, писать только для избранных, которые смогут оценить всю глубину моих замыслов.
Отец, человек терпеливый и, как все банкиры, лучше знающий человеческую природу, чем самый мудрый из кардиналов, обнял сына и сказал, чтобы тот не боялся, у него ни в чем не будет недостатка – ни в средствах, ни в поклонниках, ни в похвалах его искусству. Перед смертью банкир позаботился, чтобы так все и оставалось.
Ансельмо Джордано не простил Леонардо, ведь человек способен простить все, что угодно, кроме одного – когда ему говорят правду. Через пятьдесят лет его ненависть, желание увидеть развенчанным лже-мастера были так же сильны.
Когда до Ансельмо Джордано из уст поэтов и живописцев дошла легенда о юной Франческе, он отправил в дом ее родителей слуг с тугой мошной и потребовал привести ее. Родители девушки, разряженные, словно цирковые обезьяны при мантуанском дворе, явились в дом Джордано вместе с Франческой, по-прежнему одетой в лохмотья. Едва художник взглянул на нее, как сердце у него подпрыгнуло. Все, что он слышал, оказалось более чем правдой. Не существовало никогда на земле подобной красы, и он понял, как только художник может понять, что чары ее происходят, вопреки всеобщему мнению, не от светящейся кожи и не от точеной фигуры, а от силы и блеска, идущих изнутри, от безнадежно печальных глаз, от губ, приговоренных к безмолвию.
Такое впечатление произвела Франческа ди Парма на маэстро Джордано, что он твердо решил не отпускать ее, не позволить, чтобы она позировала для кого-то другого. Это чудо природы должно принадлежать ему и никому больше. Только так он сможет создать творение, которое в глазах людей превзойдет пачкотню презренного и ненавистного Леонардо. Только так его репутация и слава воспарят выше, чем те, каких добился покойный Леонардо. Можно будет уже не брать на себя труд прилюдно хулить его, ведь тогда он, Джордано, достигнув вершины, позволит себе игнорировать Леорнардо, делая вид, будто его творения и не существовали вовсе, разве что как низкопробная пища для мужланов и невежд. В то же мгновение Джордано сделал предложение, которое оставило далеко позади самые золотые мечты двух негодяев, выдававших себя за родителей Франчески. Брак решили заключить в дворцовой капелле Джордано через неделю. Франческа в ходе переговоров не произнесла ни слова.
