VII
Ох уж эта дурацкая игра. Эти броски игральных костей.
Иногда мышка убегает. Кошка на мгновение теряет интерес, и ее жертва получает шанс спастись.
Кошка всегда может поймать другую мышь.
Но в нашей игре я не теряю интереса. Мне пока нравится играть с этой девочкой.
И потому я наблюдаю за пожилым доктором. У него седая борода и печальные глаза. Его зовут сэр Чарльз Лоусон. Он смотрит на девочку и качает головой. Она – тень прежней Мейбл. Ни капли веселья, ни следа жизнерадостности. Трудно поверить, что когда-то она смеялась и пела вместе с матерью и куклой по имени Пруденс.
Сейчас Пруденс валяется на полу под железной кроватью девочки. Тощие тряпичные ручки и ножки растопырены, волосы из желтой шерсти скрывают кукольное лицо. Сама девочка балансирует на грани между сном и бодрствованием. У нее кружится голова, одурманенная очередной дозой лекарства. Ей чудится, будто кровать тоже кружится и качается, словно лодка на высоких морских волнах. К горлу девочки подступает тошнота. Она давится и проглатывает слюну.
Знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, что это я привела ее в такое состояние.
Ошибаетесь. Это вы и ваши лекарства сделали ее отупевшей, медлительной, косноязычной, превратив в жалкое безвольное существо, только и способное, что лежать, свернувшись калачиком, и смотреть в стену.
Девочка ненадолго выныривает из забытья и тихо вскрикивает: «Мама!» Это одно из немногих слов, оставшихся в ее скудеющем лексиконе. Ее руки в отчаянии шарят вокруг.
Старый доктор замечает куклу, валяющуюся на полу, поднимает и протягивает девочке. Она хватает Пруденс и крепко прижимает к груди. Потом со стоном поворачивается и возвращается в свой тяжелый сон.
Глава 23
Элинор
Элинор глубоко вонзает садовую лопатку в землю, отбрасывая в сторону камни и ссохшиеся комья. Она стоит на коленях, подстелив сложенный коврик для пикников, чтобы не испачкать платье. Вчера она весь день трудилась за заднем дворе, выдирая чахлые старые розы у ограды. Сейчас она копает лунки под новые кусты. Августовское солнце стоит высоко в небе. Тыльной стороной ладони Элинор вытирает пот со лба, оставляя на нем полоску земли.
Она снова, с удвоенной энергией, взялась за свой сад. Как-никак занятие, к тому же физический труд снимает напряжение. Она работает, не щадя себя, чтобы хорошенько устать за день в надежде на крепкий сон. Однако ее надежды не оправдываются. Ее чувства к Эдварду утратили прежнюю ясность, превратившись в комок противоречий. Она по-прежнему его любит, и это невозможно отрицать, но стоит подумать о нем – и в груди ощущается тяжесть. Ничего удивительного: она по-прежнему возмущена его поведением, и здесь ее чувства близки к ненависти. Элинор злится на мужа за фальсификацию данных. Его отчет может обернуться пожизненным приговором тем, кто не по своей вине имеет тот или иной недуг (более подходящего слова в языке не нашлось), который общество считает нежелательным. Два дня назад, невзирая на все ее просьбы, Эдвард все-таки представил Королевской комиссии свой отчет, и здесь она уже не в силах что-либо изменить. Элинор больше не станет помогать мужу в работе. Хотя вслух об этом не было сказано ни слова, они оба приняли это как факт.
Почва совсем сухая. Копать трудно. Элинор вся вспотела, у нее ломит спину, но она продолжает. Лицо Мейбл так и стоит у нее перед глазами. Она по-прежнему очень сердита на Эдварда за отправку их дочери в колонию и за запрет навещать Мейбл. Думает ли он об их ребенке так, как думает она? Когда он выдвигает теории и строит планы против отверженных членов общества, неужели у него не возникает ни тени сомнения? Неужели даже в глубине души не возникает протеста? В себе Элинор ощущает этот протест. Мало-помалу, день ото дня ее внутренний голос все громче и настойчивее задает вопрос: а правильно ли то, за что ратует евгеническое движение? Как такое может быть? До сих пор она безоговорочно верила в правильность евгенических теорий. Все казалось таким логичным: улучшение человеческой породы, снижение преступности, уменьшение болезней. Но из-за Мейбл Элинор стала понимать: все не так просто. Теперь же, столкнувшись с данными, указывающими на полную ошибочность некоторых теорий, она вообще не знает, что и думать.
А как же тогда свобода и гуманность? Разве право на них не принадлежит каждому мужчине, женщине и ребенку независимо от состояния их здоровья? Ей очень тяжело примирить отчаяние, испытываемое ею по поводу Мейбл, и ненависть к человеку, убившему ее мать. Оба подпадают под категорию слабоумных. Но Мейбл не преступница и не убийца. Тогда почему отношение к ним должно быть одинаковым?
Она не видела Мейбл почти два месяца. Легче ей за это время не стало. Наоборот, чувство потери разрастается, как ползучий сорняк, обвивая ее со всех сторон и грозя задушить. Поэтому Элинор пытается плотно заполнить свои дни перепиской и бессмысленными домашними делами. В промежутке она занимается садом. Мысль провести следующие выходные наедине с Эдвардом кажется ей невыносимой, и потому она решила устроить празднество, пригласив Софи с Генри, Роуз и Лейтонов. С Роуз она не виделась почти две недели.
Элинор бросает лопатку и отправляется в дом, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного. Вообще-то, ей пора переодеться и проверить, все ли в доме готово к приему сегодняшних гостей, которые вот-вот приедут.
Роуз на работе дали выходной день. Она приедет вместе с Марселем. Вчера вечером она позвонила и, задыхаясь от волнения, сообщила, что Марсель специально приехал в Лондон для встречи с ней и Элинор по очень важному делу. Элинор высказала сестре свое положительное мнение о Марселе. Во всяком случае, такое мнение о нем сложилось у нее после знакомства в доме Софи. Может, у них произошла помолвка? Если так, это несколько поспешно, ведь Эдвард еще не познакомился с Марселем, а Роуз неоднократно заявляла, что не собирается замуж. Учитывая события минувших недель, Элинор так и не выбрала время поговорить с мужем о возобновившихся отношениях Роуз и Марселя.
Элинор вздыхает. Судя по всему, Роуз намерена остаться с этим человеком. Элинор постепенно склоняется к мысли, что решение здесь принимать самой Роуз. Когда Эдвард приедет на следующие выходные в Брук-Энд, Марсель уже вернется в Париж, а потому незачем что-либо рассказывать Эдварду, пока она снова не встретится с французом и не составит полное мнение о нем.
Стоя под навесом кухонного крыльца, она пьет холодный лимонад. Миссис Беллами опять развела совершенно ненужную воркотню. В этот момент вдалеке слышится цокот копыт Дилли, эхом отдающийся в саду. Вскоре на подъездной дороге появляется гнедая лошадка. В двуколке, по обе стороны от Берти, сидят двое.
– Боже, разве в таком виде встречают гостей! – восклицает Элинор и мчится в ванную, чтобы умыть лицо и руки.
Когда она выходит оттуда, гости уже в холле.
– Добро пожаловать! – обняв сестру, говорит она Марселю. – Чувствуйте себя как дома. Скоро подадут ланч. Не желаете ли чего-нибудь выпить? После поездки вас наверняка мучает жажда. Я всегда нахожу поезда слишком пыльными. Вам не кажется, что от паровозного дыма пересыхает в горле? Сейчас я попрошу Элис принести прохладительные напитки.