«Неужели это правда?» – удивляется Элинор, возвращая книгу на полку. Неужели у людей действительно существуют столь разительные врожденные различия? Она вздыхает и переключает внимание на письмо Софи. Осталось взять ручку и написать ответ.
Написав это и еще несколько писем, Элинор звонком вызывает Элис и просит незамедлительно отнести письма в деревню, чтобы успеть к полуденной отправке почты.
Ожидая приезда Роуз, Элинор смотрит в окно. В сад Брук-Энда пришла весна. Под большим платаном появились островки крокусов, а на краях видны проклюнувшиеся нарциссы. Обычно в это время Элинор, надев садовые перчатки, уже трудилась в саду, сажая луковицы цветов и возясь с рассадой в оранжерее. Но в этом году у нее нет ни склонности, ни энергии заниматься цветами.
Ей не терпится увидеть Роуз. Эдварда в эти выходные не будет, и она ощущает странную пустоту. Она с ужасом вспоминает прошлые выходные, когда он зашел в детскую. Такого больше не должно повториться.
Тогда они с Эдвардом оба поднялись наверх, чтобы отнести Джимми и отвести Мейбл в гостиную, где предполагалось чаепитие. Первым они забрали из колыбели улыбающегося Джимми. Элинор с радостью позволила мужу нести сына. Мейбл сидела у себя в комнате, прислонившись спиной к стене. Это успело стать ее привычной позой. Дочь отрешенно смотрела в пространство перед собой, сжимая в руке Пруденс. Вид у Мейбл был болезненный: бледная, опухшая от лекарств. На коже – уродливые следы свежих расчесов. В ее облике не осталось ничего красивого и изящного. В тот день она выглядела куда трагичнее и беззащитнее.
Мисс Картрайт-Джонс размешивала в стакане очередную дозу лекарства.
– Как ее состояние? – спросил Эдвард, и Элинор уловила в его голосе легкое волнение. – Есть признаки улучшения?
Тем временем Элинор поспешила к дочери и взяла к себе на колени, крепко обняв, словно желая вобрать в себя чудовищную болезнь и избавить Мейбл от страданий.
– Мне неприятно вам это сообщать, но никаких улучшений не замечено, – отчеканила мисс Картрайт-Джонс. – За утро у девочки было несколько малых припадков и один большой. Он закончился примерно час назад. Как видите, она еще не вполне отошла после него и находится в полусонном состоянии.
Эдвард, качавший Джимми, побледнел и что-то пробормотал.
– Ей очень трудно давать лекарство, – продолжала няня. – У нее появляется тошнота, и она кричит. Мне понадобился почти час. Едва дух перевести успела, как пора давать очередную дозу.
– Понятно, – только и мог выговорить Эдвард.
– Эдвард, поднеси Джимми поближе, – попросила Элинор. – Мейбл хочет увидеть братика.
Элинор заметила, что ему не хочется этого делать, но он все-таки выполнил ее просьбу.
– Малыш, – сказала Мейбл.
Она вытащила палец изо рта, указывая на брата. Впервые за долгое время Элинор увидела на губах дочери подобие улыбки.
– Эдвард, дай ей подержать брата. Ей хочется его покачать.
– Сомневаюсь, что это безопасно, – ответил он, крепче сжимая сына.
– Это вполне безопасно. Я рядом, – сказала Элинор, чувствуя закипающую ярость. – Я помогу ей держать Джимми.
Чего испугался муж? Того, что Мейбл ненароком заразит Джимми? Но это же полная нелепица. Ужас какой. У бедняжки Мейбл и так отняты все радости жизни, а Эдвард готов отказать ей и в этой крупице счастья. Потом он заберет у нее и Пруденс из страха, что эпилепсия может перейти на куклу.
Супруги застыли, глядя друг на друга. Затем Мейбл радостно потянулась к Джимми, выпустив из рук Пруденс. Мучительность и отчаяние этой сцены, должно быть, подействовали на Эдварда. Он опустил маленькое, теплое, извивающееся тельце сына на колени Мейбл. Элинор придерживала обоих. Джимми неуклюже лежал на коленях сестры, похожий на большую, толстую куколку бабочки. Младенец затих и жадно смотрел на лицо Мейбл.
– Малыш! – крикнула Мейбл и засмеялась.
– Его зовут Джимми, – напомнила ей Элинор. – Маленький Джимми.
– Джим, Джим, Джим, Джим, – повторила Мейбл.
Она наклонилась и с такой нежностью поцеловала брата в лоб, что Элинор почувствовала подступающие слезы. Как быстро дочь растеряла навыки беглой речи. Проклятая болезнь вновь сделала ее разум младенческим. Долго ли ждать, пока Джимми начнет превосходить Мейбл в умственном развитии?
– Так, – нарушила идиллию мисс Картрайт-Джонс. – Боюсь, Мейбл пора принять очередную дозу бромида.
– Уже? – удивилась Элинор.
– Доктор велел неукоснительно придерживаться расписания приема лекарства. Это стабилизирует концентрацию бромида в ее крови. Сейчас она получает максимальные дозы, и каждая задержка крайне нежелательна. Я должна дать ей лекарство.
– Но лекарство не приносит ей никакой пользы, – возражает Элинор, давясь словами. – Так зачем мучить ребенка?
Она посмотрела на Эдварда, однако муж отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом.
– Разумеется, она должна немедленно принять лекарство, – сказал он.
Мисс Картрайт-Джонс застыла с кружкой в одной руке и ложкой в другой. Лицо няни начало краснеть. Она не собиралась сдаваться.
– Я выполняю указания доктора. Без его разрешения прекращать прием лекарства опасно. Неужели не понятно, что это нарушит хрупкое равновесие?
– Вот именно, – с оттенком суровости подхватил Эдвард. – Элинор, мы не можем решать это сами.
Эдвард забрал Джимми с колен Мейбл.
– Нет! – закричала Мейбл. – Нет, нет, нет!
Не выдержав, она заплакала.
Мейбл все-таки усадили на стульчик для кормления. Няня попыталась напоить ее смесью, однако малышка отчаянно мотала головой, плотно сжав губы.
– Дорогая, не упрямься, – уговаривала ее Элинор. – Потом заешь невкусное лекарство большой ложкой меда.
– Нет! – кричала Мейбл. – Мне больно. Не хочу лекарства.
Но затем мисс Картрайт-Джонс с молниеносной скоростью запрокинула ей голову, насильственно открыла рот и втолкнула туда ложку смеси. Мейбл поперхнулась. Мисс Картрайт-Джонс плотно сжала ей губы, отчего костяшки ее собственных пальцев побелели. Мейбл кашляла и задыхалась, ее лицо покраснело, черты исказились. Из уголков рта вытекали капли ненавистного лекарства.
– Нет, Мейбл, нет! – не отступала мисс Картрайт-Джонс. – Ты все проглотишь.
Она грубо собрала ложкой капли лекарства на платье Мейбл и запихнула их девочке в рот. Потом начала заталкивать туда новые и новые порции. Мейбл выла, кашляла и фыркала. Ненавистный бромид сочился между плотно сжатыми пальцами мисс Картрайт-Джонс.
– Идем! – прорычал Эдвард, увлекая за собой Элинор. – Не будем мешать няне выполнять ее обязанности.
Элинор позволила себя увести. Зрелище кашляющей и рыгающей Мейбл было невыносимым. Дочь пыталась повернуться к ней, протягивала руки, глядя, как родители молча уходят, кричала:
