Миссис Битон начала публиковать свои знаменитые наставления в The Englishwoman’s Domestic Magazine в возрасте 21 года (внешность бывает обманчивой). Большинство своих рецептов она заимствовала из более ранних кулинарных сборников, однако она писала доходчиво и ясно и оказала многим неоценимую услугу тем, что перечисляла перед рецептом список необходимых продуктов. Книга миссис Битон о домашнем хозяйстве, впервые опубликованная в октябре 1861 года, содержала не только рецепты, но и советы по самым разным домашним вопросам, от обращения с прислугой до первой медицинской помощи. Это был карманный справочник для любой женщины среднего класса, стремящейся к респектабельности. В начале книги миссис Битон цитирует высказывание Оливера Голдсмита о природе раздельных сфер:
Скромная девица, благоразумная супруга, заботливая матрона приносят в жизни намного больше пользы, чем философы в юбках, неистовые героини и царицы амазонок. Та, что делает своего мужа и детей счастливыми, удерживает первого от порока и приучает вторых к добродетели, есть персонаж куда более значительный, чем дамы со страниц романов, чье главное занятие — осыпать мужской род стрелами из колчанов и убийственными взглядами.
Кто-то аплодировал подобным сентенциям, кто-то, напротив, с презрением отвергал их.
В свете этого не слишком удивительно, что сотни тысяч женщин подписывали петиции против рабства в то время, когда вокруг них разворачивались самые бурные дебаты. Вероятно, они испытывали инстинктивную симпатию к порабощенным. Активист движения за отмену рабства Джордж Томпсон заявил в 1834 году: «Там, где появлялись женщины, они брали все на себя… Они стали тем цементом, на котором держалось антирабовладельческое здание, — без их помощи мы никогда не смогли бы объединиться». Однако Уилберфорс не слишком одобрял их участие: «Дамы посещают митинги, издают брошюры, ходят от дома к дому, собирая подписи для петиций… На мой взгляд, все это не слишком согласуется с женской природой, как она изображена в Священном Писании». На самом деле в Писании ровно ничего не говорится по этому поводу. Филантропы тоже могут быть узколобыми.
Две волны женских петиций против рабства поднялись в 1830–1831 и в 1833 году: их подписали 108 английских, 4 валлийских, 4 ирландских и 13 шотландских городов и деревень. Женщины из церкви диссентеров добавили еще 15 000 подписей. Петицию против рабства уэслианской методистской церкви в 1833 году подписали 100 000 женщин. Женское общество Шеффилда для борьбы с рабством заявляло: «Это вопрос не только политический, но в первую очередь нравственный — другими словами, такой, о котором самый скромный читатель Библии, стоящей на почетном месте в его деревенском доме, может судить значительно вернее, чем искушенный в кабинетных интригах государственный деятель». Как мы видим, викторианские женщины были не менее практичными и серьезными, чем викторианские мужчины.
Многие мужчины требовали равной оплаты труда для женщин не из соображений равноправия, а из страха проиграть им свои рабочие места. Например, на ткацких фабриках число женщин значительно превосходило число мужчин. Некоторые ассоциации ткачей взяли за правило не принимать в профсоюз мужчин, если все женщины в их семье, занятые в этой же отрасли, также не состоят в профсоюзе.
Женщина из рабочего класса, в большинстве случаев находившаяся в крайне невыгодном положении, вероятно, все же могла найти некоторое утешение в том, что она почти всегда была настоящей хозяйкой дома. Имея мало шансов на улучшение жизни и положения семьи, она была избавлена от горечи разочарования своих современниц из среднего класса, а не имея земли, денег или приданого, она могла даже выйти замуж по любви. Впрочем, женщина из высшего сословия, хотя она представляла собой всего лишь товар на брачном рынке, могла утешать себя мыслью, что после замужества переедет в благоустроенный дом и будет вести жизнь, полную увеселений. Она была избавлена от худших тягот воспитания детей и имела возможность путешествовать, писать и заниматься переводами. Женщина из среднего класса, при всем очевидном комфорте ее существования, находилась, пожалуй, в самом стесненном положении. Она не имела реальной власти, и именно на нее было направлено бдительное око викторианской морали, а интеллектуальные забавы, заменявшие ей систематическое образование, лишь усугубляли ее тоску и негодование. Нередко эти женщины становились самыми пылкими пионерами политического и социального освобождения.
Одной из главных противниц женской свободы была самая свободная женщина страны. Королева Виктория писала, что «желала бы заручиться поддержкой всех, кто пишет и выступает с публичными речами… [против] этой безумной порочной затеи под названием «права женщин», призывающей ее бедный, слабый пол, и без того склонный к всевозможным сумасбродствам, окончательно забыть всякое чувство женственности и приличия». Пожалуй, это можно считать квинтэссенцией наиболее широко распространенных мнений того периода.
В числе видных борцов с этими мнениями была Анни Безант. В 1877 году ее вместе с Чарльзом Брэдлоу судили по Закону о непристойных публикациях, принятому 20 лет назад. Они оба были, если можно так сказать, профессиональными агитаторами и обожали переворачивать закон и мир с ног на голову. Брэдлоу был убежденным атеистом, и в скором времени ему предстояло вызвать бурю негодования в палате общин, а Безант стала известна всей стране как защитница работающих женщин. С самого начала она вела себя спокойно и уверенно. «Я терпеть не могу всякое жеманство, — заметила она однажды. — И не переношу этих нелепых женщин, которые не могут переступить через соломинку, пока идущий рядом мужчина не подаст им руку. Я всегда говорю мужчине: “Нет, нет. У меня есть собственные ноги. Не утруждайте себя”». Она всегда открыто высказывала личные симпатии и антипатии.
О Безант говорили, что она совершенно глуха к чувствам других людей. Это несправедливо, но в контексте ее новаторских усилий вполне понятно. Выступления Уильяма Праутинга Робертса, радикального юриста и выдающегося чартиста, отстаивавшего интересы шахтеров, раскрыли ей глаза на царящие вокруг социальные пороки. «Я слышала его рассказы: он своими глазами видел, как женщины работают под землей, обнаженные по пояс, в едва доходящих до колен подоткнутых юбках, — грубые, сквернословящие, ожесточенные, утратившие всякое подобие благопристойности и женского изящества». Так выглядел мир ужасов XIX века, пропасть, в которой бесследно исчезали все викторианские ценности. Безант вышла замуж за молодого священника, но брак оказался неудачным, поскольку ее взгляды постепенно склонялись к атеизму. Летом 1874 года она прочитала в Кооперативном институте на Касл-стрит близ Оксфорд-стрит свою первую публичную лекцию на тему «Политическое положение женщин». Ощущение могущества и удовольствие, которые приносили ей публичные выступления, помогали ей преодолевать трудности ее политической жизни.
Безант и Брэдлоу основали издательскую компанию, и одну из первых выпущенных ими брошюр (она называлась «Плоды философии»; The Fruits of Philosophy) заподозрили в непристойности. Это был трактат о способах и преимуществах контрацепции — темы, до тех пор покрытой столь густым мраком, что в период с марта по июнь 1887 года было раскуплено 133 000 экземпляров брошюры. Чтобы признать материал непристойным, суду следовало определить, «является ли непосредственной целью рассматриваемой публикации смутить и развратить тех, чей ум открыт для подобных безнравственных влияний, а также тех, в чьи руки могут попасть издания такого рода». Приведем красноречивую выдержку из протокола судебного заседания.
