– Да, но… Подобные вещи странно обсуждать с матерью.
– Пожалуй, немного, – согласилась Лана. – Так что я постараюсь избежать лишних подробностей. Раньше мы жили в Челси, районе Нью-Йорка. Мне там очень нравилось. Через дорогу была пекарня, за углом – продуктовая лавка. А еще – множество магазинов, красивые старые здания. Макс владел квартирой на верхнем этаже, в ней мы и поселились вдвоем. Там были большие окна, через которые можно было наблюдать, как мир проносится мимо. Полки ломились от книг. Кухня, конечно, уступала по размерам той, что на ферме, но зато была оборудована современными приборами. Мы частенько устраивали вечеринки для друзей. Я работала в престижном ресторане и мечтала когда-нибудь открыть свой собственный.
– Ты самый лучший повар в мире.
– Просто сейчас некому составить мне конкуренцию, – рассмеялась Лана, обнимая дочь за талию. – В один прекрасный день я пришла домой с работы, мы с Максом выпили хорошего вина и занялись любовью. И спустя всего пару минут во мне что-то вспыхнуло. Словно ярчайший свет, удар молнии или огненная стрела, но глубже и великолепнее. Это сложно описать словами, даже сейчас, после стольких лет. Но меня это поразило до глубины души. И Макс тоже почувствовал нечто похожее. Мы даже шутили на эту тему. А потом он принес свечу. Тогда мой дар был гораздо слабее, и даже зажечь огонь я считала большим достижением, которое давалось не каждый раз.
– Правда? Но ты…
– Изменилась, Фэллон. Той ночью во мне что-то проснулось. Я зажгла огонь безо всякого труда, едва подумала об этом. Новые силы пробудились во мне. И в Максе, и во многих людях, обладавших магическим даром. Но в моем случае той вспышкой была ты. Я узнала об этом лишь через несколько недель, но это была ты. Твоя искра загорелась внутри меня той ночью. И постепенно стало ясно, что ты особенная не только для меня, Макса и Саймона, но и для всех.
– Но я не хочу уезжать, – всхлипнула Фэллон, пряча лицо на груди матери. – Не хочу становиться Избранной, спасительницей мира.
– Значит, откажись. Выбор за тобой, милая. Никто не будет тебя заставлять, и я лично прослежу, чтобы никто не посмел решать за тебя. И твой отец никому этого не позволит.
Фэллон знала об этом. Родители не раз говорили, что последнее слово останется за ней. Но…
– Я не хочу вас разочаровать. Вы не будете меня стыдиться, если я откажусь?
– Нет, – горячо заверила Лана, изо всех сил обнимая дочь, прижимая ее к груди. – Нет, конечно! Никогда. – Сколько ночей она провела без сна от ярости и отчаяния из-за предназначения этой крохи? Этого ребенка. Ее ребенка. – Ты моя жизнь. И я горжусь тобой каждый день. Горжусь тобой, твоим умом, твоим добрым сердцем, твоим ярким светом. Боже, как же ярко он сияет! Но я бы променяла любой свет на другую судьбу для тебя. Лишь бы тебе не пришлось делать этот ужасный выбор…
– Он пожертвовал жизнью, чтобы спасти меня. Мой биологический отец.
– Он поступил так не потому, что ты можешь стать спасительницей. А потому, что любил тебя. Мы с тобой самые везучие женщины на земле. Нас любили двое потрясающих мужчин, двое отважных героев. Что бы ты ни решила, ни они, ни я не разочаруемся в тебе.
Фэллон с облегчением обмякла в объятиях матери, успокоенная и обрадованная. А затем ощутила… что-то. И осторожно отстранилась.
– Ты не все рассказала. Я чувствую, есть что-то еще.
– Я говорила про Нью-Хоуп и…
– Кто такой Эрик?
– Не делай так, – резко дернулась Лана при звуке этого имени. – Ты же знаешь правило: не проникать в чужие мысли без разрешения.
– Я не проникала, клянусь. Просто увидела их, почувствовала, – заверила Фэллон. Ее голос дрожал. – Есть что-то еще, что ты не рассказываешь, потому что беспокоишься. Ты боишься за меня, я чувствую. Но если ты о чем-то умалчиваешь, как я пойму, что делать?
Лана встала и подошла к окну. Посмотрела на играющих мальчишек, на любимого мужчину, на старых псов, Харпера и Ли, которые спали на солнце, и двух щенков, которые бегали по пятам за хозяевами. Посмотрела на поля, на землю, ставшую домом. На жизнь, построенную с таким трудом, а потому бесценную. Но там, где возникал свет, тут же появлялась и тьма. И эта тьма стремилась разрастись, затопить вечного соперника. Эта мысль наполняла горечью.
Магия всегда имела оборотную сторону и требовала платы, иногда непомерно высокой.
Лана утаивала самые темные подробности от дочери, ярчайшего источника света, потому что боялась. Потому что желала сохранить семью под своим крылом, под надежной защитой. В безопасности.
– Я не упомянула о некоторых вещах в основном потому, что надеялась на твой отказ становиться Избранной. Помнишь, я рассказывала о нападении, когда мы с Максом жили в доме в горах?
– Ты говорила, что двое из тех, кто жил с вами, оказались предателями, Темными Уникумами. Но вы не знали об этом, пока они не попытались всех убить. Убить меня. Вы дали отпор и долгое время думали, что уничтожили злодеев.
– Все верно. Но мы ошибались.
– И та пара снова атаковала, уже в Нью-Хоупе. Они явились за мной. И тогда Макс пожертвовал собой, чтобы спасти тебя, спасти меня, и перед смертью велел тебе убегать. Ты так и поступила, потому что понимала, что нападавшие вернутся, желая разделаться со мной. И долгое время скиталась в полном одиночестве, скрываясь от преследователей. А потом нашла ферму, нашла папу. – Фэллон перевела дух, выпалив знакомую историю, и спросила: – Эрик был одним из них? Одним из Темных Уникумов?
– Да. Он и женщина, с которой он встречался. Думаю, именно она перетянула его на сторону зла. Вдвоем они пытались убить меня, убить тебя. И убили Макса. Хотя тот приходился Эрику родным братом.
– Братом? – с ужасом выдохнула Фэллон. Как же так? Братья могли казаться надоедливыми и несносными, но всегда оставались частью семьи. – Эрик мой дядя? Родная кровь?
– Он решил предать кровное родство, решил убить собственного брата. Выбрал сторону тьмы.
– Все делают свой выбор, – прошептала Фэллон. Затем глубоко вдохнула и выпрямилась. – Расскажи мне все. Не упускай ни одной детали. Хорошо?
– Хорошо, – сдалась Лана, закрывая лицо ладонями. Заглянув в серые, до боли знакомые глаза, она поняла, какой выбор сделает дочь. – Хорошо, я расскажу тебе абсолютно все.
Глава 2
Фэллон извинилась перед Колином, но прекрасно понимала, что вскоре следует ждать возмездия. И все же она предпочитала думать не о приближающемся дне рождения и выборе, который предстояло сделать, а о планах расплаты обиженного брата.
Это было понятно и привычно. По-домашнему.
Да и расчетливое выражение в глазах Колина было лучше беспокойства в глазах матери и отца.
Фэллон помогала заготавливать сено и пшеницу, собирать фрукты и овощи. Ежедневные хлопоты отлично отвлекали от тревог и успокаивали. Она даже не жаловалась, когда приходилось дежурить по кухне, лишь чертыхалась про себя. Конец лета и начало осени означали многие часы приготовления джемов и желе, консервирования фруктов и овощей на будущую зиму.
