За это время они не только обустроили дом, но и наполнили его детьми. Сейчас все спальни были заняты этими неоспоримыми доказательствами любви и надежды, этими драгоценными лучиками света. Лана думала о них с улыбкой, надевая халат.
Вместе с Саймоном они создали семью и обеспечили ее безопасность, пусть и удерживая детей в янтаре этого надежного мирка. Вместе с Саймоном они подарили Фэллон счастливое детство – лучшее основание для того, чтобы научить ее не только брать, но и делиться.
И вот теперь вместе с Саймоном они шли проведать детей. Сначала родители заглянули в комнату, в которой спали Трэвис и Итан. Лунный свет струился сквозь окно и падал на самодельную двухъярусную кровать. Средний сын растянулся на животе на верхнем месте, одна рука свисала через край. Мягкое байковое одеяло сползло к ногам. Лана помнила, как выменяла его на две банки маринованных огурцов из первого урожая.
Зная, что усилия напрасны, она все же тихо приблизилась и укрыла Трэвиса.
Итан спал внизу в обнимку со щенками, Скаутом и Джемом, и улыбался во сне.
– Если бы ему удалось незаметно протащить животных из загона, сейчас в его постели лежала бы половина фермы, – прошептал Саймон на ухо Лане.
– Поросята, например, – кивнула она, заставив мужа рассмеяться.
– До сих пор не представляю, как он умудрился пробраться мимо нас с поросятами.
– У Итана доброе сердце. А этот проказник, – Лана осторожно положила руку Трэвиса обратно на кровать, – хоть и обожает устраивать розыгрыши, но всегда все подмечает. Иногда мне кажется, он знает абсолютно все.
– И он чертовски хороший фермер, – добавил Саймон с гордостью.
– Весь в отца, – улыбнулась Лана, отходя к двери.
Бросив на сопящих мальчишек последний взгляд, родители направились к комнате Колина.
Он свернулся калачиком на кровати, одной рукой вцепившись в одеяло так, будто кто-то мог украсть его ночью. Странные находки, которые Колин считал сокровищами, заполняли деревянную шкатулку на комоде, стояли на подоконнике и на полках, которые смастерил Саймон. Гладкие камешки необычной расцветки, отполированное волнами зеленое стеклышко из реки, ком засохшего мха, несколько монет, сломанный перочинный нож, старая бутылочная пробка, выщербленная крышка термоса и так далее и тому подобное.
– Лучший добытчик на свете, – прокомментировал Саймон.
– Это его талант – замечать потенциальные сокровища. Я знаю, иногда он возмущается из-за того, что у него нет магического дара, как у остальных, но у него такой пытливый ум.
– И не забудь о безразмерном эго. Колинвиль, – фыркнул Саймон.
Улыбнувшись, Лана наклонилась, чтобы поцеловать сына в щеку.
– Президент Свифт больше не пахнет детством, – сообщила она. – От Трэвиса с Итаном пока исходит этот неповторимый аромат непокорности, невинности и свободы. А вот от этого взрослого парня уже веет духом раздевалки спортзала. Мужским и здоровым. – Она обернулась к мужу и скользнула в его объятия. – Интересно, будут ли когда-нибудь в Колинвиле спортзалы с раздевалками.
– Предполагаю, что его первым указом на посту президента станет организация баскетбольной площадки. Так что раздевалки обязательно появятся следом.
– Ты – самый лучший, – прошептала Лана, заглядывая мужу в глаза.
– Знаешь, чем нам следует заняться? – спросил он, нежно целуя подставленные губы.
– Кажется, именно с этого мы и начали вечер.
– Не грех и повторить. Но я не об этом. Нужно пригласить Джона Пайка с его старой фотокамерой, чтобы сделать семейный портрет. В деревне многие так поступают. Раньше он увлекался съемкой, так что осталось помещение для проявки и все химикаты.
– И тебе придется отдать свою левую ногу за одну фотографию.
– Доверься мне. Я выторгую сделку получше.
– Тогда я – за. Семейный портрет – отличная идея.
Они вышли из комнаты Колина и спустились по лестнице в спальню Фэллон.
За ее окном, как это часто бывало, кружили крошечные светящиеся феи. Девочка лежала на кровати лицом к танцующим огонькам, одной рукой прижимая к груди плюшевого медведя.
Остальные дары Маллика, свеча и кристалл, виднелись на тумбочке в изголовье рядом с «Королем чародеев». В другой руке дочь сжимала деревянного коня.
– Твой подарок на первое Рождество, – со слезами на глазах прошептала Лана, поворачиваясь к мужу. – Ты хочешь сделать семейный портрет, чтобы она могла взять фотографию с собой?
– Джон может изготовить два снимка. Наша девочка выросла настоящей красавицей, правда? Иногда я смотрю на нее, и просто сердце замирает. В такие моменты единственное мое желание – иметь возможность отгонять от Фэллон мальчишек, хотя бы пока я не решу, что один из них заслуживает ее. Когда ей исполнится лет тридцать-сорок, к примеру. Или пятьдесят. Я хочу иметь больше времени, чтобы ругать ее за слишком короткие юбки и слишком вызывающий макияж…
– Ты дал ей все, что мог и должен был дать, – заверила Лана, крепко обнимая мужа, затем отстранилась и ласково погладила его по щеке, стараясь прогнать тоску из ореховых глаз. – Той ночью, когда наша малышка родилась, она оказалась в твоих руках. И с тех пор всегда искала твоей поддержки. И всегда будет искать. – Она тяжело вздохнула и ободряюще сжала ладонь Саймона. – Фэллон обязательно вернется к нам. Я не смогла бы ее отпустить, если бы не знала этого наверняка. Она вернется.
Но надолго ли она вернется и что произойдет за два года ее отсутствия или после ее возвращения, Лана не видела.
Глава 3
В день, когда Фэллон исполнилось тринадцать, листва деревьев ярко горела на фоне неба. Еще не собранные яблоки и персики висели на ветвях и ждали умелых рук. Гроздья винограда так и манили налитыми ягодами.
По всему огороду оранжевыми, зелеными, желтыми пятнами выделялись тыквы, кабачки и кочаны капусты.
Погода пока стояла теплая, но холодные ночи предупреждали о приближении первых заморозков.
Саймон отправил сыновей собирать яблоки, дав официальное разрешение взбираться на деревья. Фэллон же, ловкие руки которой прекрасно управлялись с лозами, он поручил срезать виноград. Спелые фиолетовые ягоды предназначались для изготовления вина, желе, изюма, да и просто для подачи на стол в качестве десерта. Лана уже испекла пряный пирог, любимое лакомство дочери, и сейчас трудилась в огороде, собирая урожай овощей. Сам Саймон колол и складывал в поленницу дрова, готовясь к грядущей зиме.
И вся семья Свифт притворялась, что этот день ничем не отличается от предыдущих. А что еще оставалось?
До Саймона доносился смех сыновей, кудахтанье кур, басовитое жужжание пчел со стороны улья. По спине и вискам тек пот, пока мужчина раз за разом опускал топор на чурбаки. Мышцы уже ныли от усталости.
Где-то в лесу дятел монотонно долбил кору. Собаки мирно дремали на солнце, не обращая внимания ни на шум фермы, ни на оленя, который ходил по самой кромке поля.
