10
Суть ниженазванных упражнений в том, что они должны проделываться с наибольшим расходом энергии и неукоснительным соблюдением всех связанных с ними тонкостей. Производимые подобным образом, они прививают дисциплину и развивают быстроту мышления и движений, тогда как при небрежном выполнении могут принести больше вреда, нежели пользы.
— Фелиция?
Передняя дверь притворена и удерживается железным упором. Я открываю ее толчком. После ясного весеннего света в прихожей совсем темно.
— Фелиция? — зову я погромче. Плиты, которыми вымощен пол, мокрые. Кто-то его вымыл. Разумеется, Долли Квик — я и позабыл о ней. Вот почему дверь открыта. Я отступаю назад. У меня нет желания встречаться с Долли Квик. Позади меня раздается хруст шагов по гравию. Это Фелиция. На ней старая синяя шерстяная фуфайка, которую когда-то носил Фредерик. Юбка у нее слегка подобрана, а ботинки в земле.
— Мы в саду, — говорит она. — Я перекапываю лунные клумбы.
Я следую за ней к клумбам в виде полумесяцев, на которых раньше выращивали лилии, флоксы и турецкие гвоздики. Фелиция неумело перелопатила на них почву, оставив крупные комья, полные сорняков. Для Джинни она расстелила одеяло на траве, но девочка присела на корточки в грязи и внимательно рассматривает что-то у себя в руках.
— Джинни, брось это!
— Что такое она нашла?
— С червяком возится. Потом в рот потянет.
Фелиция нагибается, разжимает дочкин кулачок, берет червяка и отбрасывает в сторону. Лицо у Джинни багровеет, она разевает рот и ревет, точно бык.
— Не обращай внимания, — говорит Фелиция. — Она скоро успокоится. Ей хочется слопать все, что попадает ей в руки.
Девочка поворачивается к юбкам Фелиции и яростно бьется головой о материну ногу.
— Она пытается меня покусать, но ей это не удастся, потому что юбка слишком толстая.
— Я бы не стал на это полагаться.
— Как ты думаешь, посадить здесь розы? А может, лилии?
— Для начала неплохо бы по-настоящему избавиться от сорняков. Тебе нужна садовая вилка, а не эта лопата.
— Я схожу за ней.
Буря миновала. Джинни следует за матерью к сараю и, хотя по-прежнему всхлипывает, уже успокоилась. Солнце играет на волосах Фелиции, которые при дневном свете никогда не выглядят совсем черными. Они искрятся багрецом и даже синевой. Откуда берется синева в девичьих волосах? Мешковатые одежды скрывают ее тело, но под ними она двигается, как обычно.
Вилка не такая чистая, как полагается.
— Скажи Джошу, чтобы он смазал твои инструменты. Он не выполняет своих обязанностей. На зубцах ржавчина.
Старательно вытираю их пучком травы. Жаль, нет масленой тряпки. Фелиция наблюдает, и я внезапно переношусь на десять лет назад. Я снова помощник садовника, скрюченная фигурка, которую едва ли разглядишь, прогуливаясь по лужайкам в обществе друзей.
— Ты бывала в Лондоне, Фелиция? — спрашиваю я, и помощник садовника тихонько исчезает из виду.
— Собиралась, — быстро отвечает она. — В следующий отпуск Фредерика мы хотели вместе…
Какого черта я заговорил про Лондон? Потому что хотел со всей ясностью заявить, что я не тот прежний Дэниел, который ничего интересного не делал и нигде не бывал. Я соскребаю ржавчину, чтобы Фелиция успела привести в порядок лицо, потом всаживаю зубцы глубоко в клумбу, ворочаю вилкой в земле и вытаскиваю обратно, стараясь не повредить корни щавеля и одуванчиков. Все заросло пыреем и лютиками. Джинни и Фелиция стоят, держась за руки, и наблюдают за мной, а их волосы и юбки колышет весенний ветер.
— Можешь выдергивать сорняки, которые я подкопаю, — говорю я Фелиции. — Тебе придется постоянно проверять клумбу, чистая ли почва, иначе сорняки вырастут опять.
Фелиция сваливает сорняки в кучу, а Джинни их раскидывает. Продолжая копать, я вспоминаю, как маленькая Фелиция ковырялась в земле, выращивая настурции и нигеллы.
— Что посадить, лилии или розы? Можешь и то, и другое.
— Не могу решить. — Она садится на корточки и улыбается мне. Ветер растрепал ее волосы, собранные в узел на затылке, а когда она откинула пряди с лица, на щеке осталась земляная полоска. — Собиралась спросить у тебя, ты ведь лучше в этом разбираешься. Нет, Джинни, только не в рот!
Я поднимаю глаза к небу.
— Тут, пожалуй, самое солнечное место в твоем саду. Годится для роз. Если посадишь, скажем, «Офелию», аромат будет доноситься в дом через задние окна.
«Офелия» — самая подходящая роза для этих клумб. Весь сад наполнится ароматом, необычайно сильным и сладким. К тому же она чем-то похожа на Фелицию.
— Какого она цвета?
Похожа на кожу Фелиции, слегка подрумяненную солнцем и ветром, как теперь.
— Белая, чуть розовая. Не сахарно-розовая, более коричневатая. Иногда по краю лепестков немного зеленая.
Фелиция кривит лицо.
— По-моему, ни то ни се.
Я снова склоняюсь к грядке. Может быть, она говорит так, потому что знает, о чем я думаю: эта роза похожа на нее. И это сравнение ей не нравится. Она хочет отстранить меня. До боли в ладонях стискиваю рукоятку садовой вилки и не могу смотреть на Фелицию. Я опять в Мулла-Хаусе, со всеми этими дамочками, которые без конца донимают мистера Роскорлу, что и где следует сажать, в то время как ни одна из них ничего не смыслит в розах, умеет только по утрам нещадно срезать их и рассовывать по вазам. Наверное, в тот день мои мысли отразились у меня на лице, потому что мистер Роскорла сказал: «Не забывай, кто платит тебе жалованье».
— Я тебя рассердила, Дэниел.
— Я не сержусь.
— Сердишься. Извини! Скажу миссис Квик, чтобы сделала чаю.
— Не отвлекай ее. Она драит полы.
— Дэниел!
Я налегаю на рукоятку садовой вилки. Джинни забирается на колени к матери и тянется к ее лицу. Фелиция наклоняется к ней. Их лбы со стуком сталкиваются. Девочка заливается смехом.
— Еще!
— Она всегда так делает, — говорит Фелиция.
— Не думал, что она умеет говорить.
— Она много говорит, но я не всегда ее понимаю.
— Еще!
Но на этот раз Джинни подается вперед чересчур резко. Ее лоб ударяется о лоб Фелиции, и она плачет.
— О боже! — говорит Фелиция, крепко удерживая дочку. — Вот всегда так. Любая игра у нее кончается слезами. Тише, Джинни, угомонись! Можно подумать, что тебя чуть не убили. Она такая… такая непреклонная!.. И ты тоже, Дэниел.
— А если попроще сказать?
— Не делай вид, будто не понимаешь.
— Ладно. Ты говоришь мне, Фелиция, какие розы посадить, и я их посажу.
