Но сейчас мы скормим вам столько дерьма, что вы не сможете смотреть на экран, заставим вас созерцать покрывшие мир сумерки и этим вытянем из вас душу. Напоминаю, что эти воскресные сумерки наступают каждую неделю, и ты никогда не сможешь вырваться из них. Что бы ты ни делал на неделе, чего бы ни добился, унылое воскресенье снова безжалостно настигнет тебя, напоминая о никчемности твоей жизни.
А пальцы чертовой ноги все еще болят.
18 ч. 25 мин.
С меня хватит. Звоню Крису.
18 ч. 28 мин.
Трубку взяла Ханна. Оба говорят, что можно прийти.
22 ч. 40 мин.
Прибыл и увидел, что Ханна на кухне управляется с лазаньей, а Крис в прихожей пускает кровь радиатору. Вспомнив, во что превращается Ханна, если потревожить ее в кульминационный момент готовки, я предпочел посидеть на лестнице и поболтать с Крисом.
Ему без усилий удавалось одновременно крутить какую-то канительную штучку на конце радиатора и слушать мои рассуждения о броске Даррена Гау
[13]. Хотел бы я быть таким умелым. Я бы не смог вскрыть радиатор даже ценой жизни. Я вообще не знаю, зачем вскрывают радиатор. А вот есть же Крис, занимающийся этим, как будто на свете нет ничего проще. Наверное, некоторым людям радиаторы даются от природы.
Вскоре Ханна крикнула, что ужин готов, и мы устремились в столовую. Лазанья получилась на славу. О чем мы с Крисом и заявили. Но после неизбежного недовольства (очевидно, местами получилась слишком сухая) Ханна сменила тему:
- Почему по телефону у тебя был такой жалобный голос? Что-то случилось?
Я посвятил ее и Криса в события последней ночи (избавив их от подробностей вроде той, почему Тим был не в форме). Я видел, что в Ханне зреет неодобрение.
- И что, она даже не дала тебе свой телефон? - недоверчиво переспросил Крис.
- Не дала.
- Она целовалась с тобой, а потом даже не дала номер телефона?
- Не дала.
- Даже номер телефона?
- Не дала.
- Невероятно. - Крис отхлебнул вина. - Почему женщины думают, что им позволено так себя вести?
Его возмущенный тон только усилил мое ощущение несправедливости.
- Флирт, - объявил я, - должен рассматриваться как контракт, которому надо следовать. Если хотите, юридически обязывающий.
- Попытайся заставить их смотреть на это так же. В то же время, если ты не сможешь обеспечить им хоть малую толику обещанного, они все разнесут. Это как если их родители приходят на ужин, а ты возвращаешься из паба на две минуты позже обещанного.
- В действительности на двадцать пять, - тихо заметила Ханна.
На ее лице было написано: «Ну, Роб, если ввяжешься в нечто предосудительное, вроде этой гонки, потом не жалуйся на последствия», - но она воздержалась высказывать это вслух.
- Оставим в стороне юридический аспект, - продолжил я, не обращая внимания на Ханну, - но почему женщины флиртуют с мужчинами, если не имеют никаких намерений?
- Полагаю, - сказал Крис после некоторых размышлений, - это напоминает старую шутку на тему: почему собаки лижут себе яйца.
- Потому что могут? Никогда не понимал эту шутку. То есть понимаю, но никогда так не считал.
Чего мне никогда не хотелось - это лизать себе яйца. Что за гадкая мысль!
- Ты прав, - ответил он. - Даже если ты можешь сделать что-то, это не значит, что ты получишь от этого удовольствие. Например, я могу воткнуть себе в ногу нож, но не собираюсь этого делать.
Мы оба через стол посмотрели на Ханну. Она улыбалась. Это была Улыбка Ханны - вызывающая, всезнающая улыбка, которой она всегда пользуется, когда понимает что-то тебе недоступное. А Доктрина Женской Интуиции диктует, что женщины понимают многое из того, чего мужчинам не понять, потому она часто пользуется Улыбкой Ханны.
- Что? - спросил Крис. - Чему ты улыбаешься?
- Вам двоим, - рассмеялась она.
- Тебе, может, и смешно, - сказал я, - но для нас все чрезвычайно серьезно.
- Послушайте, - терпеливо проговорила Ханна, - девушки флиртуют с парнями без всяких намерений, потому что нас это забавляет.
- Но почему? - спросили мы с Крисом, как шестилетние дети, отвечающие вопросом на вопрос.
- Потому что это доказывает нам, насколько мы выше вас.
Теперь мы превратились в шестилетних детей, которые надулись и замолчали, поняв правоту взрослых.
А Ханна продолжала:
- Мужчины владеют чуть ли не всем миром. Большинство политиков - мужчины, почти все судьи - мужчины, они заправляют большим бизнесом и начинают войны. И единственное, что нас, бедных маленьких девочек, спасает, - это уверенность, что вы слишком много думаете о своих членах, а мы забавляемся, пользуясь этим.
Мы по-прежнему дулись.
Ханна откинулась на спинку стула.
- Ну а теперь, когда мы все выяснили, - Крис, можешь убрать посуду, а ты, Роб, свари кофе.
26 апреля, понедельник
14 ч. 10 мин.
Ну и видок у Тима утром! Потратив вчерашний день на реабилитацию после субботних излишеств, он приобрел легкую бледность внезапно овдовевшей молодой женщины. Быстрый обмен и-мейлами подтвердил, что он ничего не ел. Его пищеварительная система отказывалась реагировать на что-либо примерно до восьми вечера. Потом он решил, что можно рискнуть и чего-нибудь пожевать. Но в квартире не было ни крошки.
Тоже самое в бумажнике. Решив, что старые медяки из бутылки могут быть неправильно восприняты в заведении, где продают пиццу навынос, и все еще не уверенный, что ощущение в желудке является предвестником голода, а не отступающей тошнотой, Тим предпочел сделать воскресенье разгрузочным днем.
Это означало, что в обеденный перерыв его аппетит не знал границ. Обеденный паб был отвергнут сразу. Очевидно, после субботней ночи Тим осознал, что алкоголь - это Моча Дьявола, и отказался поощрять всякое заведение, торгующее этим зельем (полагаю, до половины седьмого вечера, не позже).
Мы нашли на Стренде одно из кафе типа «кофе - это образ жизни». Знаете, где варят миллион видов кофе, ни один из которых не называется кофе. Это мокко, латте, капуччино, эспрессо, маккьято (не он ли играл правым защитником за «Ювентус»?). Но попросите просто чашку кофе, и на вас посмотрят так, будто вы говорите по-китайски.
Тим взял бутерброд «растик-чеддер», бутерброд «чикен-сизар», булочку с абрикосовым джемом, две плитки роскошного шоколада-пралине, бутылку слабогазированной воды и двойное «Толл-Латте». Сдача с его пятнадцати фунтов оскорбила бы просящих подаяние.
