Ответа обвинителям не было. Однако у Симона имелся хитроумный адвокат, и Томас с восхищением писал о тактике, избранной епископом в суде, воспроизводя его слова как можно более верно, подобно любому хорошо обученному средневековому школяру, который должен был дословно записывать слова своего учителя
[355]. Хотя традиционно считается, что Томас не столько воссоздал, сколько «вообразил» судебный процесс, во всем «Житии и страстях» именно сцена в суде вымышлена c наименьшей вероятностью. Томас вряд ли мог придумать, что король прибыл в Норвич, чтобы председательствовать в суде, если этого не произошло на самом деле. Процесс был «воображен», поскольку сам Томас на нем не присутствовал.
Епископ Уильям Тарб считался далеко не новичком в судебных делах – он был человек утонченный, много путешествовал, много читал, был известным оратором и уже достиг зрелого возраста. Томас сообщает, что умелым красноречием он «превосходил всех остальных». Он также очень серьезно относился к своим местным обязанностям, руководя крупным диоцезом, а также приоратом при Норвичском соборе. Несмотря на резкие возражения шерифа Джона де Чезни, Уильям был рукоположен в епископы в 1146 году (или в 1147‐м) и ко времени суда уже вернулся с Великого собора папы Евгения в Реймсе (1148 год) после провала Второго крестового похода
[356].
Суд над Симоном давал Уильяму Тарбу возможность прославиться по всему королевству
[357]. Большая часть его коллег-епископов были повсеместно знамениты, происходили из аристократических семей, занимали должности в королевской администрации или же являлись видными богословами. Ничего из этого не относилось к Уильяму Тарбу. Монахи свободно выбрали его епископом: он провел всю свою жизнь в Норвичском монастыре, куда пришел еще ребенком, когда семья посвятила его монашеской жизни (oblate)
[358]. Он редко бывал при дворе. Будучи человеком, который своими силами поднимался по карьерной лестнице в церкви (ребенок-послушник, монах, помощник приора, приор, епископ-аббат), Тарб имел все возможности понять потребности Норвича, изучить историю церкви и набраться опыта как в юридической сфере, так и в сфере церковного суда. Хотя он не готовился стать юристом по каноническому праву, будучи представителем папы и архиепископа, он часто отправлял обязанности судьи
[359]. Тарб весьма долго был епископом Норвича. Уже в 1160‐х его называли «престарелым» (iam centenarii), но он оставался деятельным до самой смерти в 1174 году
[360].
Епископ Тарб, который провел в монастыре практически всю жизнь, радикально отличался от своих предшественников, назначенных монархом. Двое предшествующих епископов были женаты, и у каждого имелись многочисленные сыновья и родственники, которых требовалось обеспечить. Тарб, напротив, считал своей семьей приорат и в тяжелые времена удалялся в монастырь при соборе
[361]. Можно предположить, что с другими монастырскими чинами у него сохранялись самые близкие, дружеские отношения.
Первый суд прошел в Норвиче «через некоторое время, когда король посетил Норвич и евреи собрались перед ним» и изложили свою просьбу предать рыцаря суду
[362]. «А поскольку рыцарь был, как говорят, вассалом епископа, то с дозволения короля епископ Уильям посовещался с ними и предложил рыцарю совет»
[363]. Епископ «вернулся, посовещавшись со своими людьми, и начал излагать свои доводы перед королем»
[364]. Неясно, кто именно присутствовал на этом суде, скорее всего, состоявшемся в Норвичском замке; Томас сообщает нам только то, что «он тронул короля и всех присутствующих»
[365]. Затем Стефан принял решение: «Поскольку предмет представлял интерес для всех христиан, король приказал отложить разбирательство до следующего совета клириков и баронов в Лондоне. Так и было сделано». На этот суд перед королевским советом епископ Уильям «прибыл со множеством своих людей и с обвиненным рыцарем». Также «в Лондоне собрались мудрейшие евреи из разных городов Англии», и обе стороны снова повторили свои доводы
[366]. Томас делит речь епископа на две части, норвичскую и лондонскую, но поскольку они представляют собой единую защиту рыцаря от одного и того же обвинения, мы будем рассматривать эту речь как одно целое. Похоже, между двумя ее частями времени прошло немного.
Епископ знал, что на суде в Лондоне он обращается к группе аристократов и клириков, заранее не склонных верить его оправданиям для рыцаря-должника. Поэтому Тарб подошел к защите с другой стороны, затронув темы, которые, как он понимал, были актуальными для его современников, что и придало убедительности его речи. Он похвалил нрав рыцаря, быстро пробежался по его поступкам и перешел в наступление. Как пишет Томас, речь епископа «была посвящена тому, чтобы обратить обвинение на обвинителей». Тарб требовал отложить разбирательство, чтобы судебные чиновники могли вначале расследовать в судебном порядке преступление, якобы совершенное жертвой обвиняемого. «Мы думаем, – сказал епископ в пересказе Томаса Монмутского, – что мы, христиане, не должны отвечать таким образом на обвинения евреев, пока они вначале не оправдаются от обвинения в смерти нашего христианского мальчика, в чем их, как известно, ранее обвиняли, и обвинение снято не было»
[367]. Епископ Тарб намеревался возложить вину за предполагаемое преступление, то есть смерть Уильяма, на всю еврейскую общину, хотя зачинщиком предположительно был лично Дельсаль. «Суровость правосудия не должна чрезмерно медлить, – требовал епископ, – мы молим, чтобы больше не было проволочек», обходя молчанием тот факт, что он никак не пытался преследовать это убийство по суду ранее, став епископом четыре года назад
[368]. Сюжет этот для него оказался нов. По всей видимости, Тарб не касался данной темы в беседах с вышестоящими церковными иерархами, когда, например, его принимал архиепископ Кентерберийский в 1147 году
[369].
