Еще чаще, чем рассказы о набегах рыцарей на монастыри, встречаются истории о том, как рыцари нападали на еврейских банкиров, чтобы уничтожить свои долговые записи. Самый известный случай произошел в Йорке в 1190 году после коронации Ричарда I в 1189‐м
[313]. Опасения баронов, отразившиеся в Великой хартии вольностей (1215 год), также показывают отчаяние, в которое приходили рыцари из‐за растущих процентов. В конце XII века, пытаясь остановить нападения на дома евреев, совершавшиеся с целью сжечь долговые обязательства, король приказал установить в различных английских городах сундуки (archae), где под королевской охраной держали копии долговых расписок
[314]. Значительная часть наших сведений об истории евреев того периода обязана своим существованием изучению документов, сохранившихся в этих archae, потому что туда рыцари добраться не могли
[315]. Учреждение archae предполагает, что, будучи не в силах спасти евреев, король хотел спасти хотя бы документы.
Поэтому неудивительно как то, что норвичский рыцарь попытался решить свои финансовые проблемы, убив банкира, которому был должен, так и то, что в 1149 году это преступление не возмутило современников Симона
[316]. Равным образом убийство банкира не привлекло и внимания исследователей, ибо имелись все основания полагать, что в XII веке таких нападений происходило много. Во многих отношениях убийство в Норвиче было типичным преступлением того времени.
Даже в лучшие времена насилие мало кого удивляло. Евреи, которые обычно селились компактно, в хорошо построенных домах, поближе к королевскому замку и рынку, позволявшим надеяться хоть на какую-то защиту, были наиболее уязвимы по дороге домой или из дома
[317]. Уже к XII веку короли рассматривали нападения на евреев как покушение на королевские прерогативы. Виновных преследовали соответственно. Складывалось представление о том, что евреи были сервами
[318] короля (servi camerae), по сути, его движимой собственностью, подлежавшей его защите. И хотя подобное представление юридически оформилось лишь в XIII веке, самые ранние намеки на это появляются в Англии в рассматриваемый нами период. «Воззри, ибо мы прибегаем к тебе за защитой, к нашему единому и неповторимому прибежищу, в безопасности под твоим покровительством, не сомневаясь в твоем правосудии», – заявляют норвичские евреи королю у Томаса Монмутского
[319]. Однако повторяющиеся упоминания о нападениях на евреев говорят о том, что такие преступления происходили постоянно, даже если виновные и несли наказание
[320].
Людей, отправлявшихся в долгий путь в Средние века, поджидали очевидные опасности. Путешественники, купцы, чужаки, евреи – все, кто мог иметь при себе деньги, – часто подвергались нападениям. По этой причине купцы всячески старались обезопасить себя, добиваясь охранных грамот и предпочитая путешествовать большими группами. Безопасность на тех дорогах, где общественный порядок поддерживали королевские чиновники, была признаком хорошего правления; ее отсутствие означало торжество беззакония.
По всем этим причинам король Стефан не мог позволить преступлению Симона остаться безнаказанным. Король утверждал, что страна полностью ему подчинялась, и преследование преступлений, караемых смертной казнью, было делом сколь необходимым, столь и прибыльным. В короле должны были видеть источник правосудия, милосердия и христианского правления. Правосудие следовало отправлять так, чтобы об этом знали. Норвич и Восточная Англия оказывали Стефану военную поддержку (его кузину Матильду поддерживали на западе Англии). Если Стефан надеялся создать образ полновластного компетентного правителя, Норвич был для этого самым подходящим местом.
Тем не менее король оказался в затруднительном положении, поскольку не мог позволить себе оттолкнуть ни одну из заинтересованных сторон: ни баронов вроде де Варенна, чья дочь и наследница вышла замуж за второго сына Стефана в 1150 году; ни рыцарей, воинская доблесть которых помогала ему удержаться на престоле; ни евреев, из чьих сундуков извлекались деньги, чтобы платить солдатам; ни епископов, чье институциональное и религиозное одобрение имело ключевое значение для легитимности правления Стефана.
Поэтому суд над Симоном де Новером обещал стать захватывающей историей, вовлекшей в свою орбиту элиту королевства, и продемонстрировать способность Стефана править Англией. Уже тот факт, что суд состоялся, говорит о том, что король смог запустить маховик правительственной машины. Рыцарю было предъявлено обвинение перед королевскими чиновниками (curia regis) и в конечном итоге перед самим монархом (coram rege)
[321]. Король и королевский суд слушали дело сперва в Норвиче, а потом в Лондоне, что говорит о важности, которую Стефан придавал и преследованию тяжких преступлений, и защите евреев
[322]. Томас Монмутский, чье описание суда – единственный источник наших сведений, сообщает: «Поскольку предмет представлял интерес для всех христиан, король приказал отложить его до следующего совета клириков и баронов в Лондоне. И так и было сделано»
[323]. Когда суд собрался в столице, все глаза были прикованы к Симону и его защитнику.
