– Девочка красивая, Бенни, – заговорил он прежде, чем я успел произнести хотя бы слово. – И я слышу, что голос у нее есть, хоть она вся на нервах. Но меня от нее с души воротит.
– Что?
– Не по нутру она мне, – вздохнул Ахмет. – Я ее не знаю. И моя первая реакция на нее… нет!
– Почему?
– Она яркая, даже великолепная.
– Это ты сказал…
Ахмет снова вздохнул:
– Но чертовски колкая. Шиповник. Не роза. Мне она… не нравится. И она не готова. Эта простота…
– Она придает ей шарм, – перебил я.
Ахмет рассмеялся:
– Каждому свое, но я не стану покупать ее товар.
Теперь вздохнул я:
– А как тебе песня?
– Песня мне понравилась, хотя я не расслышал большинства слов, – оживился Ахмет. – Песню я хочу.
– Но я ее тебе не дам. Это ее песня. И я покажу тебе почему. Дай мне попробовать одну штуку.
– Рэй тут будет с минуты на минуту, – запротестовал Ахмет.
– Я хочу посадить ее рядом с собой за пианино.
– Звук будет хуже, наши уши истекут кровью, – возразил Ахмет.
– Для этой песни нужно немного крови, – сказал я, и Ахмет снова рассмеялся.
– Ладно, валяй, – пожал он плечами. – Но я не думаю, что изменю свое мнение.
Я вернулся в комнату, подхватил микрофон Эстер и поставил его над скамейкой для пианино, справа от себя. Затем сел и пропел несколько тактов, аккомпанируя самому себе, пока Том – в знак одобрения – не показал мне большой палец вверх. Эстер наблюдала, все еще стоя там, куда ее поставили три четверти часа назад. Судя по выражению ее лица, она успела решить, что все кончено, – у нее забрали микрофон. Я встал, взял ее за руку и снова опустился на банкетку, притягивая Эстер к себе. Я уселся поудобнее, намеренно оставив для нее лишь самый краешек сиденья. Ее юбки вздыбились волнами вокруг моей правой ноги, и Эстер слегка толкнула меня бедром.
– Вы заняли почти всю скамейку, Бенни. Мне тесно! – прошептала она.
– Скажите это в микрофон, – сказал я. – Четко и громко.
– Вы заняли всю скамейку, мне тесно, Бенни Ламент, – повторила она прямо в микрофон.
– Вам не нужно много места, – парировал я, приблизив свое лицо к лицу Эстер, как будто мы пели вместе.
– Подвиньтесь.
– Подвинусь, но только после того, как мы еще раз исполним песню. Спойте ее так, как вы пели в четверг, когда злились на меня.
– Я до сих пор на вас злюсь.
– Вот и хорошо. Эту песню нужно петь с огоньком. Но сейчас вы напуганы, а не сердиты. Так не пойдет.
– Мы будем петь так? Сидя? – спросила Эстер.
– Я всегда пою сидя, – сказал я.
– Дайте мне хотя бы пространство дышать!
– Нет.
– Эй, вы двое, готовы? – послышался голос Ахмета. Его глаза за большими очками были широко распахнуты, а остатки черных волос вокруг ушей спутались из-за того, что он то снимал, то надевал наушники. Он ухмылялся.
– Готовы, – сказал я.
Эстер ткнула меня в бок своим маленьким острым локотком, но я не шевельнулся. Я сидел так близко к ней, что мое дыхание шевелило ее волосы всякий раз, когда я поворачивал к Эстер голову. Потеснив девушку еще больше, я заиграл. Эстер больно ущипнула меня за плечо.
– Ай! Вы собираетесь петь? Или будете только щипаться?
– Мне не нужна еще одна юбка, – выпалила она звонким и резким голосом без малейшего колебания.
И спела первый куплет так, словно хотела показать: с меня хватит! Как будто ее достали все мужчины. Включая меня, естественно. А потом пригвоздила всех припевом. Когда Эстер его провыла, я прикусил губу, чтобы не засмеяться. И даже сам пропел рефрен: «Ей не нужен! Не нужен!» Хотя и понимал, что его придется перезаписывать. Но речь не шла об идеальной записи за один прием. Главным для меня было – показать Ахмету Эртегюну всю широту таланта Эстер Майн. Когда она закончила, тот весь сиял, потрясая кулаками.
– Силы небесные! Это было невероятно! Огонь! Вот это да! – воскликнул Ахмет, и его смех разнесся эхом из крошечного динамика. – Эта словесная баталия получилась идеальной. Твой голос, Бенни, отлично сочетался с голосом Эстер. Особенно когда вы боролись.
– Мы не боролись, – сказал я в микрофон.
– Боролись, и еще как! – подала голос Эстер, и все мужчины в аппаратной прыснули со смеху.
Эстер не засмеялась, но ее напряжение улетучилось. На какую-то долю секунды она полностью расслабилась, но уже в следующий миг ее локоть снова вонзился в мой бок, причем довольно сильно.
– Подвиньтесь хотя бы сейчас. Вы же обещали! – потребовала Эстер.
– Будь по-вашему, Бейби Рут, – сказал я и поднялся, освобождая ей место.
Ток-шоу Барри Грея
Радио WMCA
Гость: Бенни Ламент
30 декабря 1969 года
– Итак, вы запели с Эстер Майн только для того, чтобы она перестала нервничать и успокоилась? – недоверчиво спрашивает Барри Грей Бенни Ламента.
– Я знал, на что она способна, и до смерти испугался, что другого шанса в «Атлантике» у нее уже не будет, – отвечает Бенни. – Я действительно не думал ни о чем другом, хотя Мани, старший брат Эстер, решил, что с моей стороны это был тонко просчитанный ход с целью захватить руководство группой.
– Нам, пожалуй, следует перечислить всех участников группы. Мани Майн играл на гитаре, Элвин Майн – на бас-гитаре, а Ли Отис – на ударных.
– Совершенно верно. Ли Отису было всего шестнадцать, когда я с ним познакомился. Он еще учился в школе, отчаянно стараясь ее окончить, но из-за вечерних выступлений в клубе парнишке приходилось тяжело. Всем ребятам было тяжело. Им необходим был прорыв, и я попытался им его обеспечить. Но когда ребята узнали, что мы с Эстер записали «Ни одного парня» без них, Мани захотел меня убить.
– Встреча в тот вечер с Рэем Чарльзом обернулась реальным прорывом для «Майнфилд». Для всех вас. Он пригласил вас дать с ним несколько представлений. И вы были с ним в Огасте в Джорджии в марте 1961 года, когда Рэй отменил концерт в знак протеста против расовой сегрегации.
– Большинство музыкантов хотят просто играть. Они не хотят проблем и неприятностей. И они вовсе не привередливые. Просто стремятся работать. И Рэй Чарльз не мог видеть свою публику. Для него не имело значения, как эта толпа сегрегирована. Но все очень быстро меняется, стоит только кому-то оказать сопротивление существующему порядку. Чем больше людей протестует, тем легче другим последовать за ними. Волна стала нарастать, и Рэй Чарльз оказался на гребне этой волны. На том концерте нам предстояло разогревать публику, на игру было отведено полчаса. Но когда Рэй отказался выступать, организаторы пригрозили ему иском за нарушение условий контракта. И тогда он сказал, что концерт продолжим мы. И мы играли полтора часа. Белые ребята – на танцплощадке, цветные – на балконе…
