Ответить на этот вопрос было не так-то легко. И я просто потряс головой.
– Вы вдвоем творите историю. Каково это? – Лицо Элроя окрасило благоговейное изумление.
Я опять ничего не ответил, и лифтер сочувственно нахмурил брови.
– Похоже, не так-то это и приятно, – сказал он, а затем ухмыльнулся и подмигнул.
Я тоже подмигнул, и моя разбитая губа закровила. Я приложил к ней носовой платок и… рассмеялся. Смешок больше походил на хрюканье, но я вдруг развеселился и почувствовал облегчение – такое же, как от слез на пути из Детройта в Чикаго. Элрой и Эстер засмеялись вместе со мной, хотя и не так громко. По смущенной улыбке Эстер я понял, что она даже на миг усомнилась, не выжил ли я из ума.
– Всегда кто-то бывает первым, верно? – все еще улыбаясь, сказал Элрой. – Всегда должен найтись кто-то, кто покажет людям, что представляет собою их новый мир.
– Если ты желаешь изменить мир, покажи людям, каким он должен стать. Покажи им это на собственном примере, – согласилась Эстер, взяв меня под руку.
– Мне это нравится, – кивнув, прошептал лифтер.
– Но мы не первые, Элрой, – сказала Эстер.
– Первые, кого я встретил. И надеюсь, вы не будете последними, – ответил он и запнулся, блуждая между нами взглядом. – Вы все еще хотите подняться на свой этаж, мистер Ламент?
Да, я хотел. Я хотел убраться подальше из этого Чикаго. Но я помотал головой.
– Нет. Выпустите нас, Элрой.
– Тогда желаю вам удачи. – Лифт открылся, и мы вышли из него – готовые как никогда.
* * *
Сэл сказал, что собрались все. И это не было преувеличением. Там были действительно все – человек шестьдесят, способных как возвеличить тебя, так и погубить. Я узнал двух актеров, одного политика и трех главарей мафии с их консильери. Все пришли с женами или… подружками. Спортивный обозреватель сидел с владельцем «Уайт Соке» и его новым питчером. А за угловым столиком, спиной к стене и с глазами, устремленными в зал, сидел еще один человек, которого я узнал. Высокий, худощавый, безукоризненно подстриженный, он сверкал залысиной на макушке. Маленькие круглые очки и эта залысина должны были бы его старить. Но нет. Они лишь придавали ему устрашающий вид. Я знал этого человека из газет и новостных репортажей: в последнее время он часто мелькал в новостях. А еще я видел его на фотографии в кабинете Сэла. За одним столиком с ним сидели еще два человека. Все трое пили вино со спокойствием избранных, сознающих свою неприкосновенность. Мое сердце упало, в груди снова забурлило неистовое желание сбежать из этого чертова сборища. В зале был Рудольф Александер…
Сэл двинулся нам навстречу, и толпа расступилась; десятки глаз забегали между нами и дядей, распахнувшим руки так широко, словно я был блудным сыном, наконец-то вернувшимся домой. Сэл еще не произнес ни слова, а уже воцарилась мертвая тишина. А потом кто-то постучал ложкой о бокал, сигнализируя: боссу есть что сказать. Скорее всего, сигнал подал Тони-толстяк, хотя я не различил его в толпе. Рука Эстер напряглась, но осталась в моей.
– Племянник! – громко приветствовал меня Сэл.
Зажав мое лицо руками, он восторженно облобызал меня в обе щеки. Сначала в одну, потом в другую, а я попытался не кривиться от боли. На лице дяди мелькнул гнев.
– Ты выглядишь дерьмово, – прошипел он.
Я не ответил. Я знал, что Сэл не ожидал от меня ответа. И я ничего не сказал ему об Александере. Сэл был прекрасно осведомлен о его присутствии, а для Эстер тогда это не имело значения. Сэл повернулся к ней, также громко назвал ее по имени и также расцеловал. Его губы лишь скользнули по коже Эстер, но руки погладили ее плечи. Это был сигнал собравшимся: Сэл одобрил мой выбор. По залу поползли шепотки, бормотанье и вздохи. Но причиной их был мой внешний вид, а не приветствие Сэла.
– Эстер и Бенни намедни поженились, – объявил дядя, взмахом рук потребовав всеобщего внимания.
Мы не стали его поправлять.
– Ия надеюсь, – продолжил Сэл, – что вы все поможете мне подобающе принять ее в семью.
– Тост! – крикнул кто-то. Наверняка Тони-толстяк.
– Тост, – весело повторил другой голос.
Официант бросился вперед с подносом с шампанским. Сэл подал нам бокалы, и Эстер неохотно отпустила меня, чтобы я смог взять бокал невредимой рукой.
– За Бенито и Эстер! Создавайте вместе прекрасную музыку и стройте вместе прекрасную жизнь. Я уверен, Джек бы вами гордился. И моя дорогая сестра Джулиана тоже. Да упокоятся они с миром.
– За Бенни и Эстер! – провозгласил Тони-толстяк.
Бокалы взметнулись вверх, со всех сторон посыпались пожелания счастья. Я залпом опустошил свой бокал, а Эстер, отпив несколько глотков из своего, отставила его в сторону, как будто сомневалась в его содержимом.
– Вам всем уже известно, что мой племянник – пианист. Но вы, возможно, не знаете, что дама его сердца – певица. И сегодня вечером… Бенито и его невеста согласились выступить для нас, – произнес Сэл, подтолкнув нас к фортепиано.
Инструмент стоял в углу зала: крышка поднята, банкетка выдвинута, клавиши в ожидании. Микрофонов не было (это не был официальный концерт), да они нам и не требовались. Публика затихла, любопытство стало осязаемым, и я скользнул на скамейку, а Эстер пристроилась около пианино, лицом к собравшимся. Я положил поврежденную руку на колено: работать предстояло лишь одной руке, а голосу Эстер звучать за двоих. Я вскинул на нее глаза и подмигнул. На губах Эстер промелькнула призрачная улыбка, и она расправила плечи.
– Как вы видите… у Бенни Ламента перебито крыло, – разнесся по залу голос Эстер, – но ты ведь все еще способен летать, правда, Бенни?
– Едва ли. Давай лучше прогуляемся, а, Эстер? Медленно и осторожно. – Мне не составило труда проговорить это страдальческим голосом.
Публика откликнулась смешками.
– Медленно и осторожно? Но это скучно, – состроила недовольную гримасу Эстер.
– Мы еще успеем повеселиться, Эстер, а сегодня будь ко мне снисходительна.
Смех стал громче, но я не шутил.
– Что-то медленное и… нетрудное, – вздернула голову Эстер. – Как вам это?
Я замер в ожидании, понимая, что моя певчая птичка играет на публику, но не сразу сообразив, к чему она подводит.
– Послушайте! – призвала всех Эстер и начала отбивать губами сердечный ритм: та-там, та-там, та-там.
– Вы его слышите? – спросила она гостей.
– Я его слышу, – сказал я, застучав рукой по бедру в унисон с ней.
– Выручайте нас, – потребовала Эстер от собравшихся, и те повиновались.
Сердцебиение превратилось в монолитную партию ударных, и тогда Эстер добавила голос.
– Я слышу твое сердце, мое стучит в ответ, – вступила она на идеальной высоте чистым, призывным голосом.
