В 1787 г. началась русско-турецкая война. Франция и Турция выделили Густаву III огромные субсидии. Кроме того, Густав ввел королевскую монополию на производство и сбыт водки, любимой шведами не менее, чем русскими. Король решил, что настал его звездный час. По конституции Швеции запрещалось королю первому начинать войну, иное дело, если королевство подвергнется опасности извне…
Весной 1788 г. Густав распространяет слух, что русский флот внезапно собирается напасть на Карлскрону. На самом деле русские, наоборот, хотели отправить лучшие корабли Балтийского флота под командованием адмирала П.В. Чичагова в Средиземное море для борьбы с турками.
В Петербурге досконально знали о вооружении шведской армии и флота, но поделать ничего не могли.
18 марта 1788 г. Екатерина I писала Г.А. Потемкину: «Слух носится у Шведции, будто Король Шведский в намерении имеет нас задирать. Граф Разумовский, о сем слухе говоря с старым Графом Ферзеном, сей ему сказал, что без сумасшествия сему верить нельзя, mais que d’un cerveau un peu derange on peut tour attendre
[120]. Что заподлинно в сем деле есть, — то, что в Карлскрону послано приказание вооружить двенадцать военных кораблей и несколько фрегатов. Деньги в Голландии негосиирует, и в Финляндии Шведской делаются приготовления к лагерям. Также три полковника из Финляндии призваны к Королю в Стокгольм и паки отправлены в Финляндию. Генерал Поссе объезжает границу и делает магазин — 14 000 бочек всякого хлеба»
[121].
27 мая 1788 г. обеспокоенная императрица пишет своему другу Григорию Алексеевичу: «Буде же полоумный король шведский начнет войну с нами, то… графа Пушкина назначу командиром армии против шведов». Екатерина всеми силами хотела предотвратить войну и пыталась уверить себя и своих приближенных, что все приготовления Густава — большой блеф. 4 июня Екатерина писала Потемкину в турецкую армию: «Пока сила турецкая на вас обращена, Король Шведский, получа от турок денег, вооружил военных кораблей до двенадцати и переводит войска в Финляндию. Все сии демонстрации идут, я думаю, на тот конец, чтобы флот, снаряжаемый на Средиземное море, тем остановить. Но сей, несмотря на то, пойдет в свой путь, и буде ему сделают на дороге препятствие, то будет искать истребления препятствия. У нас же мысли разделены: Вице-канцлер говорит — “Не выходя отселе, бить шведский флот, хотя и не задерет”, а другие говорят — “Как наш флот уйдет, тогда шведы задерут”. А мне кажется, они не задерут, а останутся при демонстрации. Осталось решить лишь единый вопрос, терпеть ли демонстрации? Если б ты был здесь, я б решилась в пять минут что делать, перего-воря с тобою. Если б следовать моей склонности, я б флоту Грейгову да эскадре Чичагова приказала разбить в прах демонстрацию: в сорок лет шведы паки не построили бы корабли. Но зделав такое дело, будем иметь две войны, а не одну, а, может быть, потянет за собою и следствия непредвидимые»
[122].
По распоряжению императрицы русский посол в Стокгольме граф Разумовский передал шведскому министру иностранных дел записку, в которой от имени императрицы требовал объяснений по поводу вооружений Швеции. В записке было сказано: «Императрица объявляет министерству его величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что ея императорское величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемаго ею в сохранении их спокойствия», и пр.
Густав III воспринял это разумное и вполне миролюбивое послание как «казус белли» (повод к войне) — нельзя, мол, русскому послу обращаться к риксдагу и населению.
Шведский король предъявил России ультиматум: наказать русского посла графа Разумовского, отдать шведам земли в Финляндии, отошедшие России по договорам 1721 и 1743 гг., атакже всю Карелию, турецкому султану вернуть Крым и заключить мир с Турцией на условиях султана.
Комментировать сей пассаж нужды нет. Прочтя ноту Густава, посол Пруссии в Петербурге барон Келлер заметил, что она «сочинена, конечно, в замешательстве ума». Отправляясь в поход, Густав писал своему другу Армфельду: «Мысль о том, что я могу отмстить за Турцию, что мое имя станет известно Азии и Африке, все это так подействовало на мое воображение, что я не чувствую особенного волнения и оставался спокойным в ту минуту, когда отправлялся на встречу всякого рода опасностям… Вот я перешагнул через Рубикон».
К началу войны Густав III располагал 50-тысячной армией и отрядом финской милиции численностью 15–18 тысяч человек. План шведского командования состоял втом, чтобы начать широкие военные действия на юге Финляндии и нанести одновременно сокрушительный удар по русскому флоту у Кронштадта, с тем чтобы обеспечить высадку 20-тысячному корпусу у Петербурга. В случае захвата Петербурга Густав III надеялся принудить Россию к миру на продиктованных им условиях.
Русский план 1788 г. предусматривал отражение шведских сил в случае нападения их на Петербург и нанесение контрудара в направлении Гельсингфорса и Гетеборга. Для этого в районе Выборга была дислоцирована армия численностью 19 508 человек под командованием генерал-аншефа В.П. Мусина-Пушкина. Немногочисленность русских войск объясняется тем, что основные силы находились на турецком театре военных действий и в Польше. Да и сам Мусин-Пушкин был назначен командующим за неимением лучшего. А лучшие генералы тоже были в Польше и в турецкой армии. Мусин-Пушкин сделал себе карьеру при возведении Екатерины II на престол в 1762 г. Екатерина была ему за это благодарна, но имела невысокое мнение о его военных способностях и называла «нерешимым мешком».
В начале июля 1788 г. 36-тысячная шведская армия во главе с самим королем перешла русскую границу в Финляндии. Шведы осадили небольшую русскую крепость Нейшлот. Густав III прислал ультиматум коменданту крепости однорукому майору Кузьмину, в котором требовал немедленно открыть крепостные ворота и впустить шведов. На это майор ответил королю: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится». Добавим то, что гарнизон Нейшлота составлял всего 230 человек. Но, увы, в течение всей войны шведы так и не сумели открыть ворота Нейшлота, зато основательно разграбили окрестности. Екатерина писала Потемкину: «По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что там грабить можно… Своим войскам в Финляндии и шведам [Густав] велел сказать, что он намерен превосходить делами и помрачать Густава Адольфа и окончить предприятия Карла XII. Последнее сбыться может, понеже сей начал разорение Швеции».
Армия же Мусина-Пушкина вела себя крайне пассивно.
22 июля 1788 г. шведская армия подошла к крепости Фридрихсгам и блокировала ее. Состояние крепости было плачевное, никаких каменных бастионов не было и в помине. Земляной вал повсюду обвалился. Артиллерийское вооружение состояло из шведских орудий, захваченных еще в войну 1741–1743 гг. Гарнизон крепости составлял 2539 человек. Однако шведы постояли два дня у Фридрихсгама, а затем отступили.
