Современная Франция обязана своим территориальным устройством, денежной системой, Французским банком, орденом Почетного Легиона, метрической системой мер и т. п. десяти годам революции, а не полутора тысячелетиям правления королей.
В 1789 г. революция произошла в государстве, состоявшем из дюжины больших провинций, где были свои парламенты, свои законы, своя система мер и даже свои языки (валлонский, бретонский, баскский, гасконский, провансальский, корсиканский диалект итальянского и др.). Провинции эти были связаны в основном королевской властью. Экономические и культурные связи были весьма слабы. А к 1814 г. это была единая страна с едиными законами. Употребление местных языков снизилось более чем на порядок. Это был уже прообраз современной Франции.
Что же касается внешней политики, то Робеспьер, Баррас и Наполеон делали то же, что и Генрих IV, Ришелье и Людовик XIV. То есть они вели политику, отвечающую жизненным интересам французского государства. Другой вопрос, что после 1789 г. прикрытием этих интересов служила революционная пропаганда.
В свою очередь, монархи Европы воевали с революционной Францией не из-за сословных предрассудков, а исключительно из-за национальных интересов своих государств. А вот в качестве пропагандистского прикрытия использовались сословные предрассудки. Так, например, Англия десятки лет воевала с Людовиком XIV, Людовиком XV и Людовиком XVI. Неужто в 1793 г. англичане так возлюбили французский королевский дом, что ввязались в войну за его реставрацию? Надо ли говорить, что просвещенные мореплаватели воевали за свои интересы. Им нужна была слабая, ограбленная Франция, а королевская или республиканская— это уже вопрос десятый.
Екатерина II стала одним из главных идеологов интервенции во Францию. Весь мир облетела ее фраза: «…дело Людовика XVI есть дело всех государей Европы». После казни короля Екатерина публично плакала, позже она даже заявила: «…нужно искоренить всех французов для того, чтобы имя этого народа исчезло». И, надо сказать, она добилась своего, якобинцы повсеместно обличали ее, начиная от Конвента и кончая деревенскими площадями. Карикатуры, где императрица была представлена ультрароялисткой, заполнили всю Европу. А тем временем мудрая матушка государыня тихо уладила свои дела в Польше и, надо полагать, решила бы вопрос с черноморскими проливами, если бы сумела прожить еще хоть пяток лет.
Взбалмошный и неуравновешенный Павел I поначалу в пику покойной матушке решил отказаться от ведения войны вообще. Но затем дал убедить себя, что без его вмешательства порядок в Европе навести невозможно, и двинул эскадру Ушакова в Адриатику, а армию Суворова — в Италию. Но вскоре выяснилось, что Англия и Австрия играют Россией как марионеткой. Взбешенный Павел прекратил войну с Францией и вступил в переговоры с «узурпатором» — первым консулом Франции.
Спору нет, Павел и тут слишком рьяно взялся за дело и поспешил отправить казачий корпус Платова в Индию. Но в целом политика сближения с Францией соответствовала интересам Российской империи. В свою очередь, британское правительство сделало все, чтобы вновь стравить Россию с Францией. Дело дошло до того, что английский посол в Петербурге Витворт стал одним из организаторов заговора с целью убийства Павла I.
После смерти Павла на престол вступил его сын Александр I. Перед новым императором возникла дилемма: союз с Наполеоном или участие в очередной антифранцузской коалиции. Александр I предпочел вступить в коалицию с Англией и Австрией. Дореволюционные историки объясняли это приверженностью царя к священным правам легитимизма и т. п., советские историки — заинтересованностью дворянства в торговле с Англией. Хотя уж в чем-чем дворяне, а особенно их жены и дочери, были заинтересованы, так это во французских товарах.
На самом деле решающими оказались два субъективных фактора — влияние «немецкой» партии и честолюбие молодого царя. Матерью Александра была вюртембергская принцесса София Доротея, а женой — Луиза Баденская, при переходе в православие получившие имена Мария Федоровна и Елизавета Алексеевна. Вместе с ними в Россию наехала толпа родственников и придворных. Я уже не говорю о «гатчинских» немцах, которым Павел доверил самые ответственные посты в государстве. Вся это компания настойчиво требовала от Александра вмешательства в германские дела — у кого были там корыстные интересы, а у кого на родине от Наполеона пострадали родственники. Сам Александр был крайне честолюбив и жаждал воинской славы, надеясь, что она покроет позор отцеубийства. Александр решил лично предводительствовать войсками, двинувшимися в Германию.
В третью антифранцузскую коалицию вступила и Швеция. А точнее, была насильно втянута ее королем Густавом IV. Он, как и Александр I, нестерпимо жаждал военной славы. Впрочем, у короля была и вполне материальная цель — захват земель в Померании. Густав IV явно путал XIX век с XVII и всерьез предполагал, что Швеция может вершить судьбы Европы.
2 (14) января 1805 г. между Россией и Швецией был заключен союзный договор. Его историки и считают датой официального присоединения шведского королевства к третьей коалиции.
Кампания 1805 г. закончилась печально. 20 ноября 1805 г. под Аустерлицем Наполеон вдребезги разбил объединенную русскую и австрийскую армию. Императоры Александр I и Франц I позорно бежали с поля боя.
Шведы же попытались начать боевые действия в Померании, но вскоре были вынуждены ретироваться.
14 (26) декабря 1805 г. Австрийская империя подписала с Францией сепаратный Прессбургский договор, а Пруссия, так ничего и не сделавшая для третьей коалиции, на следующий день, 15 (27) декабря, заключила союзный договор с Наполеоном. Таким образом, Россия осталась в одиночестве перед Наполеоном.
Казалось бы, самое время Александру I заключить мир с Наполеоном. Ведь Россия была единственной страной Европы, которая с 1798 г. воевала с Францией не за свои национальные интересы, аза местечковые фамильные интересы германской мафии, объединившиеся вокруг Голштейн-Готторпской династии, незаконно носившей фамилию Романовых
[167].
Война европейской коалиции против Французской республики, а позднее — против империи Наполеона, была подарком судьбы для России, которая получила единственный за тысячелетие шанс обеспечить свою безопасность на юге и на севере без вмешательства Европы. Наиболее важной задачей было взять под контроль черноморские проливы, дабы навсегда обеспечить безопасность Причерноморья и Кавказа. Второй важной проблемой было изгнание шведов из Финляндии, чтобы надежно защитить Петербург и Кронштадт.
В Александре же взыграло упрямство, и он решил продолжать войну с Наполеоном. Ведь ни в 1805, ни в 1812 гг. Наполеон не ставил себе целью присоединить к своей империи всю Россию или хотя бы какую-то ее часть. Мало того, он не хотел даже менять в России систему правления. В 1812 г. в Кремле и много раз позднее Наполеон говорил, что мог разрушить монархию в России, отменив там крепостное право, но не сделал этого по принципиальным соображениям.
