В свидетельствах выживших очень часто всплывает момент, когда чувство связи восстанавливается естественным и искренним великодушием другого. То, что пострадавшие полагали в себе необратимо уничтоженным – вера, достоинство, мужество, – пробуждается проявлением обычного альтруизма. Переживашие травму узнают утерянную часть себя, отраженную в поступках других, и возвращают ее. В этот момент они начинают воссоединяться с людьми как с сообществом, вновь входить в человеческую общность. Примо Леви так описывает этот момент в своих мемуарах об освобождении из нацистского концентрационного лагеря:
«Когда было заделано выбитое окно и в печке заплясал огонь, мы вздохнули с облечением. Товаровский (франко-польский еврей, двадцать три года, диагноз: тиф) предложил, чтобы каждый выделил нам троим за работу по кусочку хлеба из своих запасов, и все как один согласились.
Еще вчера такое предложение прозвучало бы просто невероятно. Лагерный закон, гласивший: “Съешь свой хлеб, а если удастся – и хлеб соседа”, исключал такое понятие, как благодарность. Теперь же и вправду можно было поверить, что лагерь умер. С первого за все время проявления гуманности между нами начинался, я полагаю, новый отсчет: оставшиеся в живых стали постепенно снова превращаться из [заключенных] в людей»
[594].
Восстановление социальных отношений начинается с осознания, что человек не одинок. И нигде это осознание не бывает более быстрым, мощным и убедительным, чем в группе. Ирвин Ялом, признанный авторитет в групповой психотерапии, называет это переживанием «универсальности». Терапевтическое воздействие универсальности особенно глубоко проявляется у людей, которым кажется, что они изолированы от других вследствие постыдных тайн
[595]. Поскольку травмированные люди чувствуют себя отчужденными от других своим опытом, особое место в процессе восстановления занимает участие в терапевтических группах для переживших травмирующий опыт. Такие группы обеспечивают степень поддержки и понимания, недостижимые в обычном окружении выживших
[596]. Встреча с другими людьми, прошедшими через похожие испытания, избавляет пострадавших людей от изоляции, стыда и стигмы.
Группы показали себя бесценным подспорьем для людей, переживших различные травмирующие события, в том числе войну, изнасилование, политическое преследование, побои, домашнее насилие и насилие в детстве
[597]. Участники и участницы таких групп часто говорят о чувстве утешения, возникающем от простого присутствия рядом других людей, перенесших похожие трагедии. Кен Смит так описывает свою первую реакцию, когда он вступил в группу поддержки ветеранов Вьетнама:
«После Вьетнама у меня не было друзей. Было много знакомых, и женщин я знал немало, но у меня ни разу не появилось друга, человека, которому можно позвонить в четыре утра и сказать, что мне хочется сунуть дуло пистолета в рот, потому что сегодня годовщина того, что случилось со мной в Суан Лок, или еще какая-нибудь годовщина… Вьетнамских ветеранов не понимают, и, чтобы понять нас, нужен другой вьетнамский ветеран. Эти парни прекрасно поняли меня, когда я начал говорить об… определенных вещах. Я ощутил всепоглощающее облегчение. Словно раскрыл ту темную глубокую тайну, которую никогда никому не поверял»
[598].
Женщина, пережившая инцест, использует почти те же слова, рассказывая, как она вернула себе ощущение связи с другими людьми, участвуя в работе группы:
«Я разрушила изоляцию, которая преследовала меня всю жизнь. У нас есть группа из шести женщин, от которых я не держу никаких секретов. Впервые в жизни я по-настоящему принадлежу к какой-то общности. Я чувствую, что они принимают меня настоящую, а не мой фасад»
[599].
Когда в группе развиваются сплоченность и близость, в игру вступает сложный процесс отзеркаливания. По мере того как каждая участница тянется к другим, ей становится легче принимать их дары. Терпимость, сострадание и любовь, которые она дарит соратницам по группе, начинают возвращаться к ней. Хотя этот тип усиливаемого с обеих сторон взаимодействия может иметь место в любых отношениях, сильнее всего он проявляется в контексте группы. Ялом описывает этот процесс как «адаптивную спираль», в которой принятие со стороны группы укрепляет самооценку каждого ее члена, и каждый, в свою очередь, учится лучше принимать других
[600]. Приведем три описания этой адаптивной спирали от женщин, состоящих в группе переживших инцест:
«Я буду расценивать этот групповой опыт как поворотный момент в своей жизни и вспоминать шок от осознания того, что сила, которую я с такой легкостью замечала в других женщинах, переживших это… преступление, есть и во мне»
[601].
«Я начала лучше защищать себя. Я стала как-то мягче. Я позволяю себе быть счастливой (иногда). И все это – результат того, что я вижу свое отражение в зеркале, именуемом группой»
[602].
«Я научилась лучше принимать любовь, и это создает цикл – позволяя мне быть более любящей по отношению к себе и вслед за этим легче дарить любовь другим»
[603].
Ветеран боевых действий похожим образом описывает ощущения от пребывания в своей ветеранской группе:
«Это было взаимно, поскольку я отдавал им, а они отдавали мне. Это прекрасное чувство. Впервые за долгое время я подумал: “Ух ты! Я начал хорошо относиться к самому себе”»
[604].
Группы обеспечивают возможность не только благотворных взаимоотношений, но и коллективного возвращения участницам и участникам силы и авторства в своих жизнях. Члены группы воспринимают друг друга как равных. Хотя каждый из них страдает и нуждается в помощи, каждому есть что предложить другим. Группа и использует, и питает силы каждого из своих членов. В результате она как целое обладает превосходящей по сравнению с каждой своей участницей или участником способностью выносить и интегрировать травмирующий опыт. И каждая участница или участник может опираться на общие ресурсы группы, помогая собственной интеграции.
