Во время такого кризиса часто всплывают на поверхность скрытые проблемы в семейных отношениях. В то время как кризисное вмешательство призвано сосредоточиться на оказании помощи выжившей и ее семье в попытках справиться с самой травмой, иногда этот кризис вынуждает семью разбираться с проблемами, которые прежде отрицались либо игнорировались. В случае Дэна, 23-летнего гея, семейное равновесие нарушилось после травмирующего события:
«Дэна жестоко избила компания гомофобов возле бара. Когда он был госпитализирован, родители прилетели в город, чтобы навестить сына в больнице. Дэн был в ужасе от того, что они могут узнать его тайну, которую он прежде не открывал. Поначалу он сказал им, что его избили при попытке ограбления. Мать сочувствовала ему; отец был возмущен и хотел заявить в полицию. Родители забросали Дэна вопросами о нападении. Дэн чувствовал себя беспомощным и загнанным в ловушку, ему становилось все труднее и труднее поддерживать свою вымышленную историю. Его симптомы усугубились, он становился все более тревожным и взволнованным и в конце концов перестал сотрудничать с врачами. Ему была рекомендована консультация со специалистом по психическому здоровью.
Консультирующий терапевт, признавая существовование для Дэна дилеммы, рассмотрел с ним причины его скрытности. Дэн боялся бешеного темперамента и гомофобных предрассудков отца. Он был уверен, что тот откажется от него, если он признается. Более тщательное изучение ситуации показало, что мать Дэна почти наверняка знала и молча принимала тот факт, что он гей. Однако Дэн боялся, что в случае прямой конфронтации она примет сторону мужа, как делала всегда.
Терапевт предложил выступить посредником на встрече между матерью и сыном. Встреча подтвердила часть предположений Дэна: его мать давно знала, что он гей, и с радостью восприняла его откровенность. Она признала, что отцу Дэна будет трудно принять эту реальность. Она также признала за собой привычку задабривать мужа и использовать юмор, вместо того чтобы ставить его перед неприятными фактами. Однако женщина сказала Дэну, что он серьезно недооценивает ее, если полагает, что она разорвет их отношения или позволит сделать это мужу. Более того, она полагала, что Дэн недооценивает и отца. Пусть у него есть свои предубеждения, но он не принадлежит к одной категории с преступниками, избившими Дэна. Она выразила надежду, что нападение сплотит их семью и что, когда настанет подходящий момент, Дэн подумает о том, чтобы открыться отцу. После этой встречи родители Дэна перестали расспрашивать его об обстоятельствах нападения и сосредоточились на оказании ему помощи в практических аспектах выздоровления».
Создание безопасной среды требует не только мобилизации неравнодушных людей, но и организации плана защиты на будущее. Пережившим травму людям предстоит оценить степень сохранения угрозы и решить, какого рода меры предосторожности необходимы. Они должны также решить, какие действия необходимо предпринять против преступника. Поскольку лучший способ действия редко бывает очевиден сразу, решение этих вопросов может быть особенно напряженным процессом для выживших и тех, кто о них заботится. Выжившие могут испытывать растерянность и нерешительность и обнаружить, что их нерешительность отражается в противоречивых мнениях родных и близких. Главный принцип возвращения чувства авторства в своей жизни и власти над ней здесь часто нарушается другими людьми, пытающимися диктовать выжившим свои решения или предпринимать шаги без их согласия.
Случай 15-летней Джанет, пережившей изнасилование, иллюстрирует, как реакция родственников усугубила воздействие травмы:
«Джанет подверглась групповому изнасилованию на вечеринке, проводившейся без присутствия взрослых. Преступниками были старшие подростки из ее школы. После изнасилования ее семья перессорилась из-за вопроса о том, следует ли выдвигать уголовные обвинения. Родители решительно возражали против подачи заявления о преступлении, потому что боялись, что огласка повредит репутации семьи в их небольшом городке. Они оказывали на девушку давление, веля забыть этот инцидент и как можно скорее “прийти в норму”. Однако старшая сестра Джанет, которая была замужем и жила в другом городе, решительно настаивала на том, что насильников надлежит “посадить”. Она пригласила сестру жить к себе, но только при условии, что та выдвинет обвинения. Оказавшись между двух огней, Джанет последовательно отказывалась от частей своей жизни. Она перестала общаться с подругами, часто пропускала занятия в школе и все больше времени проводила в постели, жалуясь на боли в животе. По ночам она часто приходила спать в постель к матери. Наконец, после того как дочь совершила суицидальный жест, приняв большую дозу аспирина, родители обратились за помощью.
Вначале терапевт встретилась с Джанет. Она удостоверилась, что Джанет до ужаса боится ходить в школу, где ее репутация была уничтожена и ей приходилось сталкиваться с постоянными угрозами и насмешками насильников. Она, как и сестра, жаждала увидеть, как насильников накажут, но ей было слишком страшно и стыдно рассказывать свою историю полиции или давать показания в суде. Затем терапевт встретилась с родителями и объяснила важность возвращения жертве права выбора. Родители согласились позволить Джанет переехать к сестре, которая, в свою очередь, согласилась не давить на Джанет, требуя, чтобы та сообщила о преступлении. Состояние Джанет постепенно улучшалось с тех пор, как ей позволили выбрать для себя среду, которая казалась ей безопасной».
В вопросе заявления о преступлении, как и во всех остальных вопросах, выбор должен оставаться за выжившей. В идеале решение обратиться в полицию открывает путь к социальной компенсации. Однако в реальности оно сталкивает пострадавшую с правовой системой, которая может отнестись к ней безразлично или враждебно. Даже при самом благоприятном сценарии выжившей сложно рассчитывать на то, что судебная система будет подстраивать свой режим работы под процесс ее восстановления. Ее усилия, направленные на возвращение чувства безопасности, вероятнее всего, будут подорваны вторжением юридических процедур; суд, назначенный как раз тогда, когда ее жизнь только начинает стабилизироваться, вероятно, оживит интрузивные травматические симптомы. Поэтому решение искать справедливости в правовой системе не может приниматься впопыхах. Оно должно быть взвешенным. Пережившие травмирующий опыт должны полностью представлять себе как выгоды, так и риски такого решения, иначе они просто будут травмированы повторно.
У переживших единичную острую травму базовое чувство безопасности, как правило, можно восстановить за несколько недель при наличии адекватной социальной поддержки. К концу третьего месяца обычно можно рассчитывать на стабилизацию симптомов
[515]. Краткосрочная терапия, направленная на восстановление авторской позиции в своей жизни и ощущения власти над ней, может ускорить облегчение симптомов
[516]. Однако процесс создания безопасности может затормозиться или полностью прекратиться, если выжившая сталкивается с враждебной или безразличной, не обеспечивающей защиту средой. Процесс может нарушаться и вмешательствами, неподконтрольными выжившей, например юридическими процедурами. Тем не менее можно рассчитывать, что терапевтическая задача первой стадии восстановления может быть решена в рамках общей схемы кризисного вмешательства или краткосрочной психотерапии
[517].
