Онлайн книга «Черный воздух. Лучшие рассказы»
– Попадешь под удар – всегда получаешь подобную встряску, недолгую, но ощутимую.
Еще он сказал, что промокшие ботинки могли меня погубить.
– При поражении электричеством мускулы сводит так, что контакта с источником не разорвать. Это и может привести к смерти. Тебе здорово повезло. Волдырей на пятках после не обнаружил?
(Да, обнаружил, и еще какие.)
С трудом поднявшись, превозмогая страшную боль в левой руке и гул в ухе, я вернулся к столу. Очки (уж очень громко пищат) снял и пристроил на книжной полке, обращенной к двери. Проверил радио – электричества нет. Но удалось ли мне вырубить весь этаж? Выглянув в коридор, я поднял взгляд к потолку. Да, света нет. Отыскав на столе увесистый степлер и стакан для воды, я положил их рядом с архивным шкафом, снял с книжных полок все пластиковые многогранники (сфера – совсем как большой шар для бильярда), сложил возле шкафа и их, а напоследок подобрал с пола оброненные ножницы.
Из коридора донесся звук отворяющихся дверей лифта.
– Темень тут…
– Чш-ш-ш.
Неуверенные шаги. Приближаются.
Я осторожно подкрался к двери. Теперь мне явственно было слышно: их только трое. Вспомнив о свете из кабины лифта, я отодвинулся в глубину кабинета: на свет соваться не стоило.
(Однажды Макс Каррадос, попавший в схожее положение, просто заявил обидчикам, что вооружен пистолетом и пристрелит первого же, кто сдвинется с места. В его случае трюк сработал, но теперь-то я понимал: план этот жутко ненадежен.)
– Туда, – прошептал один из троих. – Рассредоточиваемся, и не шуметь.
Негромкий шорох шагов, три едва слышных щелчка (предохранители пистолетов?) …
Крадучись, отступил я к архивному шкафу, замер у его боковой стенки, затаил дух. Такой тишины им не достичь, как бы они ни старались. Если преследователи что-либо и услышат, то только мои очки…
– Здесь, – прошептал первый. – Дверь нараспашку… глядите в оба.
Учащенно дыша, все трое сгрудились возле двери.
– Эй, у меня же с собой зажигалка, – сказал один, и я сверху вниз, со всего маху, метнул на голос раскрытые ножницы.
– А-а! А…
Топот, сумятица, тяжелый удар о стену коридора, хор голосов.
– Что там…
– Нож метнул…
– А-а…
Следом за ножницами в отскочивших от двери полетел степлер – бам-м (похоже, стенка над головами), а за степлером – пластиковый додекаэдр (куда попал он, не знаю). Подскочив почти к самому дверному проему, я снова услышал шепот:
– Эй, – и швырнул в шепчущего сферой величиною с бильярдный шар.
Понк.
Звук этот был похож… нет, пожалуй, ничего похожего я в жизни не слышал. (Правда, на бипбольных матчах кто-нибудь из аутфилдеров иногда получает мячом по голове, и звук выходит примерно таким же – гулким, деревянным.) Жертва рухнула на пол посреди коридора с увесистым, смачным шлепком вроде того, что издает захлопывающаяся дверца машины, а глухой звон металла, очевидно, означал откатившийся в сторону пистолет.
БАХ! БАХ! БАХ!
Еще один начал стрелять по дверному проему. Вжавшись в пол, я поспешил отползти назад, к архивному шкафу. Болезненный звон в ушах заглушил все прочие звуки, и страх переполнил все мое существо, будто вонь бездымного пороха, наполняющая кабинет. Как мне теперь судить, что они предпринимают? На полу поверх бетона ковер, о вибрациях даже речи нет…
Раскрыв рот, я сосредоточился на попискивании очков. Если преследователи быстро войдут в кабинет, очки засвистят – и, может быть, даже громче их шагов. Очки по-прежнему испускали негромкий писк, вполне различимый сквозь пульсирующую завесу звона в ушах, порожденного грохотом выстрелов.
Я взвесил в ладони стакан для воды, толстостенный стеклянный цилиндр с увесистым донцем. Высокий свист… и из коридора донесся скрежет колесика зажигалки о кремень.
Я бросил стаканом в сторону двери. Бах!.. звон брызнувших в стороны осколков… шаги входящего в кабинет. Подхваченный с пола и брошенный во врага пентаэдр грохнул о дальнюю стену. Других многогранников рядом со шкафом нащупать не удалось: все они каким-то непостижимым образом куда-то исчезли. Присев на корточки, я сдернул с ноги ботинок.
Вошедший отшвырнул в сторону мои очки, и я швырнул ботинком в него. Думаю, не промахнулся, однако ничего этим не достиг. Вот и все. Безоружному, беззащитному, озаряемому огоньком этой чертовой зажигалки, деваться мне было некуда…
Услышав стрельбу, я решил, будто по мне промахнулись, или попали, да только я этого не чувствую, но тут же понял: стреляют двое, один от дверного проема, другой от книжного стеллажа. Чавканье пуль, попадающих в цель, нетвердые шаги, шум падения, возня на полу… а я все это время, дрожа, жался в угол.
И тут из коридора донесся носовой стон, хрипловатый, словно стон альта под рашпилем вместо смычка.
– Мэри! – вскричал я, бросившись к ней, в коридор, и споткнувшись о ее ногу.
Мэри сидела на полу, привалившись спиною к стене.
– Мэри!
Кровь на ее теле…
– Карлос, – страдальчески и вместе с тем удивленно простонала она.
К счастью, на поверку ее только ранило: пуля вошла чуть ниже плеча, серьезно, но вовсе не смертельно повредив руку.
Все это я узнал после, в клинике. Через час с чем-то после нашего появления доктор вышел ко мне, рассказал, что да как, и мучительное, гнетущее напряжение где-то в области диафрагмы разом ослабло, сменившись болезненной слабостью иного рода – облегчением, облегчением небывалой, невероятной силы, кружащим голову до тошноты.
Затем я имел продолжительную беседу с полицией, а Мэри долго объяснялась с работодателями, а еще нам пришлось отвечать на кучу вопросов следователям из ФБР. (Процедуры эти, надо заметить, отняли не один день.) Двое из нападавших погибли (один от пули, другой от удара в висок пластмассовой сферой), а третий получил серьезную колотую рану. И чем же все кончилось? В ту первую ночь я ни на минуту глаз не сомкнул, давал показания, проигрывал следователям свои записи, и т. д., и т. п., однако ж за Джереми они отправились только с рассветом, а его к тому времени и след простыл.
В конце концов около десяти утра у меня появилась возможность поговорить с Мэри без посторонних ушей.
– Значит, дома у меня ты не усидела, – сказал я.
– Не усидела. Решила, что ты отправился к Блэзингейму, поехала туда, но там никого не оказалось. Тогда я поехала к тебе, в университет, и поднялась наверх. Двери лифта открылись, как раз когда стрельба началась, пришлось падать на пол, ползти, и тут пистолет сам под руку подвернулся. Но вот потом началось самое скверное: поди разбери, где кто… Не понимаю, как тебе это удается.
– А-а.