Не менее важной представляется и роль Альберто Руса и созданного им Центра исследований майя в создании площадки для обсуждения подходов к дешифровке. В декабре 1966 года в Мехико им был организован Международный семинар по изучению письменности майя, в котором приняли участие не только мексиканские, но и американские (в том числе хорошо знакомые читателям Флойд Лаунсбери и Дэвид Келли) и немецкие (Томас Бартель и Дитер Дюттинг) исследователи. Был приглашен и Ю. В. Кнорозов, но прилететь в Мексику так и не смог. Это была первая попытка объединения усилий международного сообщества в области исследования майяской иероглифики. Вышедший по итогам работы семинара 8-й том журнала «Estudios de Cultura Maya» (1968) был целиком посвящен вопросам письменности майя и довольно неплохо представил всю палитру взглядов на положение дел в этой сфере к концу 1960-х годов. Он включал общетеоретические статьи Кнорозова (Knorozov 1968) и скончавшегося незадолго до этого великого лингвиста Морриса Сводеша, создателя метода глоттохронологической датировки разделения языков и большое число частных лингвистических и исторических статей. В этом же журнале был напечатан мексиканский перевод статьи Кнорозова (Knorozov 1965), посвященный «машинной дешифровке» (об этой одновременно печальной и забавной странице истории майянистики в нашей стране подробно рассказывает Г. Г. Ершова [Ершова 2019: 303–325]).
Еще одна полузабытая страница истории изучения письменности майя – так называемая «меридская система». В 1962 году небольшая группа энтузиастов, среди которых следует выделить немецкого этнолога Вольфганга Кордана (1909–1966) и юкатанца Уильяма Брито Сансореса, в городе Мерида (штат Юкатан) начали работу над созданием оригинального подхода к письменности майя. Его специфика заключалась в попытке широкого применения принципов глоттохронологии и сравнительно-исторического языкознания для реконструкции «архаического языка» майя. Меридская группа обладала доступом к обширным языковым материалам (о котором Ю. В. Кнорозов мог только мечтать). И хотя в практической работе с кодексами майя ее методика была эклектичной, соединяя томпсоновские и кнорозовские принципы, и не привела к решительному прорыву в сфере прочтения иероглифических текстов, некоторые предложенные в ее рамках чтения иероглифических знаков оказались в будущем весьма продуктивны.
Но и описание истории американской майянистики в 1970–1980-е годы автором также довольно избирательно. Особенное внимание уделено «паленкофилам» – Дэвиду Келли, Флойду Лаунсбери, Питеру Мэтьюзу и прежде всего американскому искусствоведу Линде Шили, которая в последней главе уже предстает одним из «гигантов современной дешифровки» наряду с Кнорозовым и Лаунсбери.
Безусловно, роль Линды Шили в развитии исследований истории и культуры майя в США в 1980-е и в 1990-е годы трудно переоценить. Она основала Центр исследований майя в Техасском университете в Остине, существующий до сих пор. Она стала первым майянистом, которого можно назвать шоу-звездой и собирала огромные аудитории. Вокруг этой нестандартной женщины, столь колоритно обрисованной в главе «Люди Пакаля», собралась большая группа энтузиастов. Барбара МакЛауд называла их (и в том числе себя) «сезонные эпиграфисты», поскольку интенсивность их работы резко повышалась по мере приближения техасских встреч. В 1980-е годы «сезонные эпиграфисты» даже создали целую серию заметок об иероглифической письменности «U mut Maya» (одного из редакторов этой публикации Тома Джонса Ко вспоминает в главе 5). Организованные под патронажем Шили иероглифические семинары в Остине (Техас), позднее переросшие в масштабные иероглифические форумы, стали новым ярким явлением в сфере популяризации исследования древних цивилизаций Америки. Сформировалась целая субкультура, густо замешанная на почитании сериала «Звездный путь» и фильмов «Звездные войны», техасской версии мексиканской кухни, или текс-мекс, и идеях свободного распространения информации. Толстые папки с прорисовками иероглифических надписей майя, хранившиеся в компании «Кинкос копиз», в ту доинтернетную эпоху были аналогом свободных сетевых библиотек современности. Благодаря Шили в майянистике появился также большой пласт неофициальной «серой» литературы, поскольку она создала две серии небольших заметок, посвященных иероглифике майя – «Copan Notes» и «Texas Notes», – которые насчитывали более сотни выпусков каждая.
В то же время научная результативность этого сообщества в конечном итоге оказалась не столь высока. Очень немного чтений новых знаков (логографических или слоговых), предложенных Шили, выдержало проверку временем. Например, в ее совместной с Джеффри Миллером работе, посвященной иероглифам воцарений в иероглифических текстах (1983) были предложены чтения четырех иероглифов, ни одно из которых не оказалось правильным. Диссертация, посвященная глагольному комплексу в языке иероглифических текстов (1980; опубликована в 1982), которую Майкл Ко упоминает в Главе 8, получила смешанные отзывы лингвистов, признававших, что в ней собран большой материал, но отмечавших слабую лингвистическую подготовку автора, и в настоящее время представляет лишь историографический интерес. Позднейшие религиозно-мифологические и космологические интерпретации, представленные в книге «Космос майя» (1993), также подверглись существенной ревизии, поскольку были основаны на устаревших и неверных чтениях. «Любительская эпиграфика» (как охарактеризовал ее в начале 2000-х годов ученик Ко Стивен Хаустон) почитателей Шили также не стала основой американской школы эпиграфики майя, а вклад в науку внесли лишь те, кто защитили диссертации (Б. МакЛауд) и продолжил карьеру в университетской среде (К. Виллела, К. Халл и др.).
Особое место уделяет автор мини-конференциям в Дамбартон-Оакс, организованным Элизабет Бенсон, и в которых принимали участие Флойд Лаунсбери, Дэвид Келли, Питер Мэтьюз и Линда Шили. Он приводит мнение Шили, что они были «поворотным моментом в современной истории дешифровки», поскольку именно на них впервые «участники разбирали отдельные надписи как целостные тексты» и «впервые смогли перевести тексты на 80–90 процентов». Эта оценка выглядит как явное преувеличение, и остается непонятным, в чем же тогда состоял вклад следующего поколения майянистов – Дэвида Стюарта, Стивена Хаустона и др. – в 1980-е годы, так ярко описанный в главе «Новая заря»?
На самом деле участники мини-конференций не читали тексты в прямом смысле этого слова. Они анализировали структуру надписей, и предполагали значение составляющих ее иероглифов («глагол рождения», «глагол воцарения», «глагол войны» и т. д.). Например, в статье Л. Шили в сборнике материалов конференции «Фонетизм в иероглифической письменности майя» (1984) поясняющая надпись в сцене на панели Храма Солнца выглядел следующим образом (курсивом выделены предполагаемые чтения на майя):
«9 Акбаль 6 Шуль [9.10.9.8.3] [он] был пирамидован как наследник (ta yoc te), он с титулом маиса… (текст сбит)… 13 Ахав 18 Канкин [9.10.0.0.0] [он] взошел как носитель титула Т 518, грызун с костью / Канкин, титул, Балам-Ахау наследования (le balam-ahau), сын (отца), эмблемный иероглиф Паленке».
Из 17 иероглифических блоков, составляющих этот микро-текст, прочитаны только два, а остальные просто истолкованы с той или иной долей верности. Причем из двух прочтений верным оказалось только первое (ныне читающееся ta [y] okte), а из двух глаголов ни один не был переведен верно.
