«Некоторые авторы считают дешифровкой любую похожую на правду интерпретацию неизвестных знаков», – и продолжил: «В отличие от определения значения отдельных иероглифов при помощи косвенных указаний, дешифровка – начало точного фонетического прочтения слов, записанных в иероглифической форме. В результате дешифровки изучение текстов становится разделом филологии».
Другими словами, Кнорозов отказывал Томпсону в любых заслугах как дешифровщика. В качестве примера томпсонского «метода» Кнорозов привел интерпретацию Эриком иероглифической комбинации, означающей «собака», уже прочитанной Кнорозовым как tzul (цуль). Она состоит, напомню, из двух знаков, один из которых выглядит как ребра и позвоночник животного. Томпсон говорит, что это метафорический знак для обозначения собаки, потому что в мезоамериканской мифологии собака сопровождает тени мертвых в загробный мир, – едва ли это случай дешифровки в кнорозовском определении. Кстати, обсуждаемый иероглиф является прекрасным примером ребусного происхождения фонетических знаков, поскольку в юкатекском языке майя tzul (цуль) означает и «собака», и «позвоночник», конечным результатом чего является слоговой знак tzu
[126].
Нарастающее раздражение и горечь Томпсона красноречиво раскрываются в комментарии, опубликованном им в том же году [16]:
«В рецензии (той, что вышла в журнале “Yan”. – М.К.) я довольно пространно изложил мое неблагоприятное впечатление о первой статье этого русского Кнорозова, который, идя по стопам столь многих дискредитированных энтузиастов, утверждает, что обнаружил приютившийся в лоне марксистской философии ключ к расшифровке иероглифов майя. Недавно появилась его вторая и гораздо более полная публикация, содержащая большое количество предполагаемых дешифровок. Мой энтузиазм по-прежнему крайне заморожен».
Несмотря на утверждение о бесполезности публикаций Кнорозова, Томпсон тратил немало времени на их опровержение, хотя никогда не удосуживался даже внимание обратить на десятки сумасшедших и полусумасшедших попыток разгадать иероглифы майя, что появлялись каждое десятилетие. Но что сделало Кнорозова еще более опасным для престижа Томпсона, так это то, что его работа появилась на английском языке в журнале, который был и остается самым уважаемым для всех археологов США, будь то майянист или нет. Поэтому неудивительно, что суровая отповедь Эрика Кнорозову появилась в том же журнале в 1959 году [17]. Названный «Системы иероглифического письма Средней Америки и методы их дешифровки», этот текст демонстрирует все промахи Томпсона и отсутствие хотя бы одной сильной стороны в его методологии. Повторив еще раз аргументы Валентини об «алфавите» Ланды, он переходит к миссионерским системам письма, использовавшимся испанцами в Мексике XVI века, таким как тестерианское (ребусное) письмо, с помощью которого монахи пытались приобщить местное население к письму фонетическому, и предполагает, что «алфавит» Ланды был одной из таких попыток.
Томпсон рассматривает эти попытки как совершенно бесперспективные и бессмысленные: все они «полностью дискредитированы» (одно из любимых его выражений). Оставшуюся часть статьи он тратит на бомбардировку некоторых деталей дешифровок своего оппонента и более всего – на изменение обычного порядка чтения слева направо, игнорируя тот факт, что изменение порядка чтения из-за эстетических или каллиграфических соображений было указано Кнорозовым среди других его базовых иероглифических принципов.
Но наш друг Афанасий Кирхер гордился бы этим абзацем Эрика:
«Ни один посланник с огненным лицом меня не наставлял, как сказал Хаусман
[127]. Я не могу утверждать ни что расшифровал иероглифы майя, ни что знаю какую-либо систему, которая заменила бы ту, которую я раскритиковал, потому что подозреваю, что письмо майя само выросло, как Топси
[128]. Ребусные написания, безусловно, являются важным фактором, как и ребусные рисунки. Очевидно, что иероглифические элементы представляют как слова, так и слоги (часто омонимы). Существуют идеограммы, иероглифы, корни которых лежат в мифологии (так называемые метафорограммы. – М.К.) и кусочки с полдюжины других способов пытаться писать (курсив мой. – М.К.)».
В своем каталоге 1962 года Томпсон демонстрирует то же самое поверхностное понимание письменности: «Короче, нас смущает эта медленно растущая бессистемная мешанина. Конечно же, у мешанины не может быть ни ключа, ни замка
[129]» [18]. Но на вопрос, как писец мог общаться при помощи такой мешанины или как такие сообщения могли быть прочитаны в любом смысле этого слова, Томпсон так и не ответил, так же как Кирхер тремя веками ранее.
Одна из последних диатриб Эрика против «красной угрозы» появилась в 1971 году в предисловии к третьему изданию его «Иероглифической письменности майя» [19]. Как обычно, Эрик ошибочно излагает позицию Кнорозова, утверждая, что последний рассматривает письменность майя только как фонетическую, а затем заносит над головой русского дубину холодной войны:
«Я считаю очень важным, что в фонетической системе, как и при взломе кода, скорость дешифровки увеличивается с каждым вновь установленным чтением. Прошло уже девятнадцать лет с тех пор, как под фанфары герольдов в камзолах из СССР было объявлено, что после почти столетия неудачных буржуазных усилий проблема была решена при помощи марксистско-ленинского подхода. Я бы с радостью совершил паломничество к могиле Маркса на Хайгейтском кладбище, чтобы выразить свою благодарность, если бы это было действительно так. Увы! Первый поток предполагаемых дешифровок так и не вырос в реку, как это должно быть при успешной разгадке фонетической системы, а давно высох».
