За месяц до этого президент лично заверил меня в том, что «никто не планирует» нападать на Ирак, и я был уверен, что госсекретарь Пауэлл пытался отговорить президента от вторжения. Пауэлл не раскрывал своих карт, и мы редко разговаривали, но иногда, когда мы обсуждали причины, по которым вторгаться в Ирак не стоит, он говорил мне: «Позвоните президенту. Скажите ему то, что сказали мне». И все же я чувствовал, что Пауэлл больше не имел былого влияния. Через десять дней после того, как Буш сказал мне, что «никто не планирует», вышел номер Washington Post, в котором сообщалось, что президент уже «подписал приказ разведки, предписывающий ЦРУ провести тайную и комплексную операцию по свержению Саддама Хусейна, включающий полномочия использовать смертоносную силу для захвата иракского президента». Поэтому я не просил администрацию прислать свидетелей — я не хотел их провоцировать. Посредством слушаний я намеревался предать гласности причины, по которым не стоило развязывать войну в Ираке. Я не хотел, чтобы у президента не осталось другого выхода, кроме как начать ее.
Эти два дня экспертных показаний стали хорошим началом информирования страны о колоссальных трудностях открытия еще одного военного фронта. Я никогда не забуду конец заключительного слова Энтони Кордсмана, эксперта по военной стратегии и Ближнему Востоку: «Легкомысленное отношение к этой войне, по-моему, повлечет за собой катастрофические последствия. Мне вспоминается цитата [Биона из Смирны], которой вот уже две тысячи лет: „Мальчишки в шутку бросают в лягушек камни, но лягушки умирают не в шутку, лягушки умирают всерьез“. Это не игра и не то решение, которое можно принять, не вставая с кресла».
Эксперты по вооружению и бывшие инспекторы пришли к единому мнению, что Саддам не представляет непосредственной угрозы для США. До создания ядерного оружия ему оставалось еще от пяти до десяти лет работы. (И если уж говорить о неподконтрольном ядерном вооружении, то волноваться следовало бы из-за того, что осталось на территории бывшего Советского Союза.) Никто не сомневался в том, что военной мощи США будет под силу свергнуть Саддама довольно быстро, даже учитывая риск атак с применением химического или биологического оружия, но свидетели дали понять, что мы не можем рассчитывать ни на военную коалицию, подобную той, что была у нас во время войны в Персидском заливе, ни даже, что весьма вероятно, на международную поддержку, которую нам оказали в Афганистане. Важным союзником могла бы стать Турция, но она вряд ли окажет хоть сколько-нибудь существенную помощь. Даже Саудовская Аравия, наш сильный союзник в регионе, не собиралась вкладывать серьезные деньги. Мировое сообщество поддержало бы нас в стремлении контролировать Саддама, но никто не собирался проливать кровь и тратить деньги, чтобы свергнуть его режим.
Пророческим оказалось выступление о том, чего стоило ожидать после вторжения. Союзники иракского изгнанника Ахмеда Чалаби давали обнадеживающие оценки политической ситуации на местах. Они утверждали, что нас воспримут как освободителей и что многие иракцы будут рады, если у руля встанет «Иракский национальный конгресс», коалиция эмигрантских сил, стремившаяся стать иракским правительством Чалаби после свержения Хусейна. Однако люди, хорошо знакомые с особенностями региона, этого мнения не разделяли. «Мы должны быть готовы оккупировать страну и надолго остаться там, не только опустошая казну, но и рискуя жизнями, — сказал комитету старший научный сотрудник Совета по международным отношениям. — После Саддама Ирак станет демократическим, только если мы будем готовы остаться там на очень долгий срок, принимая на себя, на мой взгляд, очень большой риск жертв и угрозы территориальной целостности Ирака. При демократическом режиме эта страна распадется на части, если только там не будет американских военных сил, которые настоят на ее единстве, и мы должны хорошенько подумать о том, хотим ли мы выступить в качестве инструмента для достижения этой цели». Он считал, что американским войскам придется оставаться в Ираке двадцать лет. Хорошо подкованный экономист полагал, что восстановление Ирака могло обойтись нам в триста миллиардов долларов. Нефтедобыча Ирака покрыла бы лишь малую часть этих затрат. И мало кто всерьез думал, что остальной мир будет щедро спонсировать наши начинания.
Эксперты предвидели возникновение серьезных проблем сразу после свержения Саддама. «Если на следующий же день в Багдаде не установится твердая власть, люди могут приняться мстить, сводить счеты и проливать кровь, особенно в городах», — утверждала профессор Фебе Марр. Исполнительный директор «Иракской организации» предсказывал беспорядки, но не хаос: «Система общественной безопасности рухнет, потому что не останется ни функционирующих сил полиции, ни гражданской службы, ни системы правосудия. …Будет чрезвычайно важно как с политической, так и с технической точек зрения как можно быстрее запустить иракскую экономику, создать рабочие места и заметно повысить уровень жизни в Ираке. Я не могу в достаточной мере выразить то, насколько важно, чтобы иракцы почувствовали — их жизнь стала не хуже, а ощутимо лучше, чем прежде».
«Господин председатель, — сказал сенатор Лугар во время слушаний, — позвольте мне заметить, что все вышесказанное привело меня к мысли о том, что заниматься планированием этого вторжения должно не только министерство обороны, но и другие части государственного аппарата. …Наша задача в Ираке не сводится к устранению угрозы. Появление стабильного, мирного Ирака в наших же интересах. Я предлагаю (что можно счесть сегодня провокацией) составить план. Не просто военный, а всеобъемлющий план, который позволит нам создать коалицию. Если мы сможем грамотно продумать его и представить другим, нас поддержат и Россия, и Франция, и многие другие, и совместными усилиями мы решим иракскую проблему».
Одно из самых поразительных моих наблюдений, сделанных в итоге изучения сотен страниц докладов, было лишь небольшим отступлением. «Если все дело в терроризме, — сказал один из специалистов по Ближнему Востоку, — то мы должны понимать, что вследствие наших действий мотивация терроризма на Ближнем Востоке не исчезнет. И может даже усилиться».
Больше всего меня пугало то, что иракская война может пойти по образу и подобию афганской — быстрая победа плюс несущественные усилия по обеспечению безопасности и восстановлению. С учетом того, что Чейни и Рамсфелд устроили в Афганистане, у меня не было никакой уверенности в том, что эти двое собираются сделать все необходимое, чтобы восстановить Ирак. Я боялся, что он станет очередным болотом, которое они будут периодически осушать. «Учитывая стратегическое местоположение Ирака, его большие запасы нефти и страдания иракского народа, мы не можем позволить себе заменить деспота без гарантий порядка. Было бы ужасно сместить тирана в Ираке, — сказал я на слушаниях, — только для того, чтобы оставить после себя хаос».
Слушания действительно положили начало дискуссиям, в которые включилось множество зрелых специалистов по международным отношениям. Пока Буш проводил большую часть августа в рабочем отпуске на своем ранчо в Кроуфорде, штат Техас, бывшие доверенные лица его отца начали давать ему советы через статьи в газетах. Через несколько недель после окончания слушаний советник Джорджа Буша-старшего по национальной безопасности Брент Скоукрофт предостерег младшего Буша в статье Wall Street Journal. «Доказательств связи Саддама с террористическими организациями мало, а доказательств его причастности к терактам 11 сентября и того меньше, — писал Скоукрофт. — Планы Саддама и в самом деле имеют мало общего с намерениями террористов, которые угрожают нам, и действовать с ними сообща не в его интересах. Он вряд ли рискнет своими вложениями в оружие массового уничтожения и уж точно не станет рисковать своей страной, передавая его террористам, которые используют оружие в своих целях и оставят Багдад в качестве обратного адреса».
