– Ты наказана. Хорошо, что каникулы. Будешь под моим контролем. Никаких гулянок, никаких выходов. Домашний арест, и точка.
Я не выдержала происходящего – чувство несправедливости разрывало меня изнутри. Оно так сильно ранило. Я побежала в свою комнату, хлопнула дверью и упала на постель, позволяя потоку слез катиться по щекам.
Дверь резко распахнули, и она с глухим стуком ударилась о стенку.
– И не смей запирать дверь своей спальни, как ты это любишь делать. Иначе я сниму ее с петель, поняла? – прогремела мама.
– Почему? – не выдержав, спросила я. – При чем тут дверь в мою спальню?
– Я не знаю, что ты принимаешь за закрытыми дверями!
– Я не наркоманка!
– Хватит, – отрезала мама. – Делаешь, как я скажу. – Она протянула руку. – И телефон отдай.
Я смотрела на нее во все глаза и не могла поверить, что это происходит со мной.
– Телефон, – с нажимом произнесла она, – не заставляй меня просить дважды!
Я потянулась к карману. Отдавать его не хотелось. Я боролась сама с собой.
– Беренис, – строго позвала меня мама.
Я выключила телефон и вложила ей его в руку. Выходя из комнаты, она прихватила с собой еще и мой ноутбук. Мое сердце разбивалось вдребезги от такой несправедливости. Мне было больно от такого отношения. Рядом с комнатой я увидела Клэр: она мило улыбнулась маме и ласково прошептала:
– Ты сделала все правильно.
Мама, ободренная ее словами, выпрямила спину и прошла дальше по коридору. Обаятельная улыбка сползла с лица моей сестры. Она смотрела на меня с ненавистью. Такой горячей и лютой, что мне стало не по себе.
– Думаешь, ты ему интересна? Ты лишь моя жалкая копия, Беренис… Жалкая, никчемная копия.
Она резко развернулась, не давая мне возможности ответить. А я и не знала, что сказать. Я смотрела ей вслед и чувствовала, как ненависть заполняет всю меня. «Вот бы ты сдохла!» – в сердцах думала я.
Глава 15
LE PRÉSENT
В 1996 ГОДУ РАЗОБЛАЧЕННЫЙ ИЗГОТОВИТЕЛЬ подделок по имени Эрик Хебборн опубликовал книгу «Учебник фальсификатора». Своеобразное руководство по изготовлению подделок. Сам Хебборн за сорок лет создания фальшивок оставил нам в наследство тысячи рисунков, признанных экспертами в качестве «ранее неизвестных». Среди них были произведения Брейгеля, Пиранези, Ван Дейка. Хебборн выполнял их на бумаге, извлеченной из старинных книг той эпохи, грунтовку и краски изготовлял из тех же материалов, которые использовали настоящие авторы. Некоторые его работы купил музей Пола Гетти в Малибу, США. Вскоре после выхода книги Хебборн был найден с проломленным черепом на одной из улиц Рима. Трудно понять, чего же все-таки ему не простили: изготовления фальшивок или честного рассказа о тайнах профессии?
Тео наконец садится на свое место. Все происходит словно в замедленной съемке. Такое ощущение, что мое сердце перестает биться.
– Думаю, причина его присутствия – нелюбовь к Боттичелли, – шепчет мне Огюст – видно, его тоже напрягло неожиданное появление де Лагаса.
– Обещай мне, что не отдашь ему меня. – Мой голос не слушается, слова с хриплым свистом вылетают изо рта.
Огюст находит мою ладонь и крепко сжимает своей.
– Ему придется переступить через мой труп, – спокойно отвечает он. Его настроение заметно изменилось. – Пока я жив, никому тебя не отдам, даже тебе самой, – хмуро заканчивает он.
И я знаю: Огюст говорит правду.
– А теперь расслабься, думаю, он даже не заметил нас. Мы в самом конце зала, и надо иметь зрение ястреба, чтобы узреть нас среди такой толпы.
Я позволяю этим словам успокоить себя, однако я в них абсолютно не уверена. Теодора де Лагаса невозможно так просто расшифровать. Я сверлю взглядом его лицо – ничего не могу с собой поделать. Мы не виделись два года. Два года он жил с мыслью, что я умерла…
Аукционист – приятный мужчина с аккуратненькими усами – тем временем анонсирует первый лот.
– Представляю вашему вниманию работу «La Sposa» 1999 года, искусно выточенную британским скульптором Ральфом Брауном.
Огюст рядом пихает меня локтем.
– Видишь, видишь? Современное творение! – пытаясь отвлечь меня, умничает он.
Я молчу, все мои мысли заняты одним-единственным человеком.
– Мы видим в этой работе отголоски итальянских мастеров, ими она и была вдохновлена. – Аукционист продолжает плавным голосом гипнотизировать толпу. – Вуаль в скульптуре не один век поражает наше воображение. Скульптору удалось умело передать в твердой мраморной глыбе нежность и воздушность тончайшей ткани. У нас создается ощущение, что она колыхнется от малейшего дуновения ветерка. Чтобы создать этот удивительный «эффект вуали», требуется очень большое мастерство. И достичь совершенства в этой сложной технике удалось лишь немногим. Ральф Браун в их числе.
Зал с восторгом заглядывает в рот бывалому аукционисту, он абсолютно идеально выполняет свою работу. Театральные выдержанные паузы, умелые движения рук. Все внимание зала приковывает небольшой экспонат. Я наконец отрываю взгляд от Тео и перевожу его на сцену.
– Трудно поверить, что эта чувственная скульптура невидимой женщины, скрытой за шелковой тканью, сделана из цельного куска мрамора, не правда ли? – Он продолжает свое выступление. – Произведение впервые было представлено на летней выставке Королевской академии в год создания. Зрители были очарованы мягкостью женских форм. Итак, начальная цена – четыреста тысяч евро! – провозглашает он.
Я разглядываю скульптуру и в глубине души испытываю чувство зависти к тому, кто ее купит, – настолько она прекрасна. Прежде чем я успеваю все хорошенько обдумать, поднимаю руку.
– Четыреста тысяч, – говорю я.
Аукционист подхватывает:
– Четыреста пять тысяч от мадемуазель в конце зала.
Я непроизвольно прикрываю лицо волосами. Не могу поверить, что произнесла это вслух. Не стоило привлекать внимание. Но скульптура так прекрасна, что я не смогла сдержать порыв.
– Четыреста десять тысяч, – мгновенно произносит кто-то еще.
– Беренис, я все понимаю, но ты же не планируешь потратить все свои сбережения? Мы можем попросить Амара, он сделает тебе не хуже, – говорит Огюст, имея в виду парня, который занимается подделкой скульптур. – Да и куда ты ее поставишь?
Впервые в жизни я понимаю, почему людям так важно приобрести оригинал. Мне не хочется подделку, я хочу именно эту работу, созданную рукой Ральфа Брауна. Чувствуется в ней невидимая энергетика: он не просто высек фигуру из мрамора – он зарядил ее. Но в одном Огюст прав: мне даже негде ее поставить. Минутное помешательство теряется в тени того, что из себя представляет моя жизнь.
– Четыреста шестьдесят тысяч! – Торги набирают обороты, цена возрастает.
